Анатолий Чупринский - Бегущая под дождем Страница 36

Толпа любопытных, дружно задравшая головы вверх, успела заметить, как черный коршун схватил мертвой хваткой когтистых лап маленького воробья, и тут же, сильно взмахнув мощными крыльями, почти вертикально взмыл вверх. На головы любопытных, медленно кружась, опустились лишь несколько маленьких воробьиных перьев.

Наиболее внимательные успели разглядеть, как черного коршуна с пронзительным чириканьем высоко в небе преследовал второй воробей, но развязку этой маленькой драмы не видел никто.

На ступенях лестницы появились молодой фараон Аменхотеп четвертый и его красавица жена Нефертити.

Торжественный кортеж колесниц стремительно мчался по улицам. Первой шла парадная трехосная колесница, вся обтянутая кожей, украшенная позолотой и росписью, усыпанная драгоценными камнями.

Лошадьми правил сам Эйе. Нефертити и Аменхотеп стояли чуть сзади и приветствовали толпы горожан, высыпавших на улицы, несмотря на нестерпимое солнце и ужасающий зной.

Ремесленники и рыбаки, крестьяне с окрестных полей и слуги зажиточных вельмож, рабы всех мастей кидали под колеса колесниц цветы и кричали охрипшими голосами:

— Слава-а… Великому-у Аменхотепу-у… Сыну… Ра-а!!!

С противоположной стороны волнами накатывало:

— Слава-а… Царице-е… Нефертити-и-и!!!

На поворотах парадная трехосная колесница уходила далеко вперед и некоторое время мчалась в гордом одиночестве по пыльным улицам столицы. Стражники, соединив свои длинные копья в барьер, с трудом сдерживали ликующую толпу.

Основные торжества развернулись в поместье Эйе. Несколько дней специально нанятые плотники сколачивали праздничный стол.

Ах, какой знатный получился стол! Бесконечной длины, изящества и устойчивости. Чудо-стол! Произведение искусства. Его явно стоило занести в папирус рекордов Египта.

Начинался он у ступенек зала для торжественных приемов, тянулся через весь сад, плавно огибая широкой лентой пруды и беседки, и дальше, извиваясь, с небольшими перерывами терялся уже где-то там, у хижин прислуги и рабов. Возможно, он не заканчивался и там.

Места хватило всем. Вина и угощений заготовили с расчетом как минимум на наделю. Десятки поваров, не покладая рук, в поте лица, пекли, жарили, готовили самые изысканные блюда и закуски.

Все поместье превратилось в гигантский муравейник, в котором служанки и повара бесконечно сновали по разным направлениям и, казалось, приготовления к свадебному ужину не закончатся никогда.

Но всему, как известно, приходит конец. Он, в свою очередь, является началом. Потому, тысячу раз правы седобородые старцы, старожилы Фив, когда, хитро прищурившись, вопрошают: «Где начало того конца, которым оканчивается начало?». В мире все взаимосвязано. Одно вытекает из другого, является началом и концом одновременно.

На ступеньках зала для торжественных приемов появился озабоченный, одетый в парадные одежды Эйе. К нему подбежал один из охранников и что-то прошептал на ухо.

Эйе кивнул и трижды громко хлопнул в ладоши.

Мгновенно во всем поместье наступила тишина. Был слышен даже лай собак, доносился из-за ограды с соседнего участка из поместья зодчего Пареннефера.

В этот момент к центральным воротам, одна за другой, начали подкатывать роскошно украшенные колесницы с гостями.

Все смешалось в поместье Эйе. Кто не пил, тот ел. Кто не делал ни того, ни другого, орал во все горло песни. Или танцевал. С кем-нибудь или даже в одиночку.

На коленях у многих подвыпивших мужей уже сидели служанки или чужие рабыни. А сами мужья не замечали или не хотели замечать, что их жены строят глазки или откровенно обнимаются с подчас вовсе незнакомыми мужчинами.

Отовсюду неслись звуки многочисленных музыкальных инструментов. Оркестры вовсю старались переиграть друг друга. Им вторили на все лады пьяные голоса. Вино лилось рекой. Все одновременно кричали и никто никого не слушал.

В самый разгар пиршества, Неф исчезла. Но никто не обратил на это никакого внимания. Все были уже абсолютно пьяны.

Через полчаса к Эйе, сидевшему в окружении друзей за центральным столом подошла служанка Неф и начала, выразительно вращая глазами, незаметными жестами отзывать его в сторону.

Эйе удивленно вскинул брови. В его доме прислуга такого себе не позволяла. Он хотел рявкнуть на нахальную служанку, но та продолжала вращать глазами, явно выманивая его из-за стола.

Эйе обвел глазами гостей. И не увидел Неф.

На почетном месте сидел только Хотеп. Подперев голову руками, он пьяными глазами смотрел перед собой в одну точку. За ним явно не уследили. Всем было известно, сыну последнего фараона Аменхотепа третьего нельзя спиртного. Ни капли.

Эйе вышел из-за стола, подошел к служанке. Та приподнялась на цыпочки и что-то прошептала ему в самое ухо. Эйе удивленно вскинулся, наклонившись, что-то быстро переспросил у нее. Служанка пожала плечами и растворилась в толпе гостей, которые, разбившись по парам, начали буйные танцы прямо у стола.

Эйе еще раз оглянулся по сторонам и быстро направился в самую удаленную часть сада.

На окраине поместья доживала свой век старая, заброшенная конюшня. Сюда со всего поместья стаскивали, пришедшие в негодность предметы. Чего здесь только не было!

Сломанная мебель, треснувшие колеса колесниц, горы стоптанных сандалий, кучи тряпья, оставшиеся после строительства плиты известняка и еще множество самого разнообразного хлама.

Посреди конюшни в рост человека почему-то возвышался стог сена, очевидно, кем-то из работников конюшен оставленный до лучших времен. Под потолком обитали дикие голуби. Их воркование Эйе услышал сразу войдя в конюшню.

Темень стояла беспросветная. Но Эйе сразу почувствовал, он здесь не один. Сделал пару шагов вперед и услышал тихий голос Неф.

— Я здесь… Справа от тебя!

Он повернул голову направо, но ничего не смог разглядеть. Услышал только прерывистое дыхание своей воспитанницы.

— Подойди ко мне!

— Что ты здесь делаешь, Неф? — шепотом спросил Эйе. Спросил и сам удивился. Он никогда, ни в каких ситуациях не разговаривал шепотом. Но сейчас…

— Протяни руку! Я совсем рядом!

Эйе вытянул руку. И тут же ощутил в ней холодную ладонь Неф.

И в это мгновение на поместье налетел ужасающий южный смерч. С завыванием, гулом и свистом, он закачал кронами деревьев, зашевелил кустами, разметал по праздничному столу салфетки, букеты цветов, опрокинул кувшины с вином, взлохматил старательно уложенные прически женщин и, с глухим воем, закрутил все видимое вокруг в каком-то неистовом и яростном хороводе.