Пенелопа Дуглас - До тебя Страница 36

Но я не мог. Я должен был ненавидеть Тэйт.

Я нуждался в этой ненависти, потому что, если мне некуда будет сливать всю свою энергию, тогда я снова слечу с катушек. Если я не смогу фокусироваться на Тэйт, мой отец раздавит меня.

– До скорого, Джаред.

Я моргнул и повернулся. Ко мне обращался Бен, а Тэйт была с ним.

Она смотрела на меня словно на пустое место. Так, будто я не был для нее центром всего, как она для меня.

Я сунул руки в карманы толстовки, чтобы они не увидели, как я сжал их в кулаки. На людях я постоянно делал так. Это был мой способ держать эмоции в узде, чтобы никто не заметил, что клокочет у меня внутри.

Я сжал зубы. Тэйт уже не может причинить мне боль.

Но воздух, выходивший из моих ноздрей, был раскаленным, когда я смотрел, как они удаляются по коридору.

Она уходила с ним.

Только что она ткнула меня носом в мое же дерьмо.

Она продолжала жить дальше, а я нет.

И я сжал кулаки еще сильнее, пока пальцы не заныли.

– Подбросишь?

Я напряг челюсть – отчаяние грозило превратиться в ярость.

Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять, что это Пайпер.

Последние дни я думал о ней меньше всего, и мне хотелось, чтобы она поняла намек и отстала.

Но потом я вспомнил, что кое для чего она все же хороша.

– Не разговаривай. – Я резко развернулся и, схватив Пайпер за руку, потащил в ближайший туалет, даже не глядя на нее. Мне нужно было снять напряжение, а Пайпер знала «что и как». Она была как вода. Принимала форму той емкости, в которую попадала. Она не бросала мне вызов, не предъявляла претензий. Она просто была рядом, только руку протяни.

Занятия уже закончились. В туалете было пусто, когда я вломился в кабинку, плюхнулся на опущенную крышку унитаза и усадил Пайпер себе на колени. Она вроде захихикала, но, по правде говоря, мне было плевать, кто она, где я и застукает ли нас кто-нибудь. Мне нужно было окунуться с головой. Погрузиться так глубоко, чтобы не слышать даже собственные мысли. Чтобы не представлять ее светлые волосы и голубые глаза.

Тэйт.

Я рывком стащил с Пайпер розовый кардиган и набросился на ее рот. Это не приносило мне удовольствия. Да и не должно было. Я хотел не разрядки. Нет, это был мой личный способ свести счеты.

Я взялся за бретельки ее майки и спустил их с плеч, а вместе с ними и бюстгальтер. Когда вся одежда оказалась у нее на талии, я погрузился лицом в ее голую грудь, и она застонала.

Мне было не больно, когда рядом был ты.

Я пытался убежать от Тэйт, но она меня догоняла. Я крепче прижал к себе Пайпер и вдохнул ее запах, желая, чтобы это была не она.

Мне было так плохо, когда ты меня возненавидел.

Мое сердце все еще рвалось из груди, будто там ему больше не было места. Я не мог успокоиться. Какого хрена?

Пайпер отстранилась немного и начала двигать бедрами у меня на коленях, а я скользил руками по ее телу, стремясь найти избавление. Пытаясь обрести контроль.

Мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе.

Я сжал задницу Пайпер и атаковал ее шею. Она снова простонала и ляпнула какую-то чушь, но я не разобрал слов. В моей голове звучал только один голос, который не смогли бы заглушить ни полчища Пайпер, ни другие девушки.

Я любила все эти вещи, и я любила тебя.

И тогда я замер.

Из меня будто выпустили весь воздух.

Тэйт любила меня.

Не знаю, в чем было дело – в ее полных слез глазах, или в тоне ее голоса, или может, я просто хорошо ее знал. Но только я понял, что она сказала правду.

Она любила меня.

– В чем дело, милый? – Пайпер обвила меня руками за шею, но я не мог на нее смотреть. Я просто сидел и, черт меня возьми, дышал ей в грудь, пытаясь хоть на несколько секунд убедить себя в том, что я обнимаю Тэйт.

– Джаред. Что с тобой? Ты ведешь себя так-странно с тех пор, как начался учебный год. – Этот ее долбаный плаксивый голосок. Почему люди не понимают, когда им лучше заткнуться?

Наконец я провел руками по лицу и очнулся:

– Вставай. Отвезу тебя домой.

– Но я не хочу домой. Ты на меня уже месяц внимания не обращаешь. На самом деле даже больше месяца!

Пайпер натянула обратно майку и кардиган, но так и не сдвинулась с моих коленей.

Я сделал глубокий вдох и попытался успокоить нервы, потому что был близок к тому, чтобы взорваться.

– Ты хочешь, чтобы тебя подвезли, или нет? – спросил я, пронзая Пайпер взглядом, в котором читалось: «Соглашайся или проваливай». Она знала, что лучше не задавать вопросов. Я и Мэдоку ни черта не рассказывал, а уж с этой девчонкой тем более откровенничать не собирался.

К тому моменту, как я вернулся домой, мое настроение поменялось с плохого на ужасное. Высадив Пайпер, я просто поехал куда глаза глядят. Мне нужно было послушать музыку, очистить голову и постараться избавиться от этой давящей боли в груди.

Я хотел обвинить во всем Тэйт. Сделать вид, что ничего не происходит, как делал всякий раз, когда она причиняла мне боль.

Но я не мог. Не в этот раз.

Не получится убежать от правды. Не будет никаких вечеринок или девчонок, чтобы отвлечься.

А правда состояла… Я хотел бы вернуться в прошлое, в тот день в парке. Туда, на рыбный пруд, где я впервые решил, что должен причинить ей боль. Теперь я поступил бы иначе.

Вместо того чтобы отталкивать Тэйт, я зарылся бы лицом в ее волосы и позволил бы ей вернуть меня обратно оттуда, куда я ушел. Ей не пришлось бы ничего говорить или делать. Она просто заполнила бы собой мой мир.

Но моя злость в тот день была сильнее моей любви к ней, и прямо сейчас я не мог даже думать о том, что сделал. Я не мог принять, что Тэйт меня ненавидела, что моя мать, похоже, не хотела иметь со мной ничего общего, а отец каждую субботу напоминал мне о том, какой я неудачник.

Пошло оно. Пошли они все.

Я ворвался в дом, захлопнул дверь и швырнул ключи через всю комнату. Дома было тихо, как в церкви, только когти Мэдмэна застучали по полу, когда он засеменил мне навстречу.

Пес начал царапать мои джинсы и поскуливать, чтобы я обратил на него внимание.

– Не сейчас, приятель, – бросил я и пошел в кухню. Мэдмэн не мог успокоить меня. Мне хотелось по чему-нибудь ударить. Открыв холодильник, я заметил, что мать приклеила на дверцу записку.

Сегодня меня не будет. Закажи пиццу. Люблю тебя!

Я снова с грохотом захлопнул дверцу. Вечно ее, блин, нет.

Схватившись за боковины холодильника, я прижался лбом к его стальному корпусу. Это не имеет значения, сказал я себе. Все в порядке. У меня дерьмовые родители, но у кого они нормальные? Я оттолкнул Тэйт, но на свете есть и другие девушки. Я не имел ни малейшего понятия, что я, блин, буду делать со своей гребаной жизнью, но мне было всего восемнадцать – или почти что восемнадцать.