Правильный ход - Лиз Томфорд Страница 36

— И да, — говорит Исайя, пятясь назад, чтобы присоединиться к остальным парням. — Отвечаю на твой вопрос. Трев заинтересован.

Гребаный ад.

— Поехали!

Коди кричит в вестибюль. — Машины приехали

Миллер что-то говорит моему кэтчеру, из-за чего Трэвис присоединяется к остальной команде, выходящей наружу, но она остается на месте, задерживаясь позади. Я встаю и делаю то же самое, ожидая, пока вестибюль опустеет.

Взгляд Миллер медленно скользит по моему телу, пока, наконец, не встречается с моим. — Привет, — говорит она.

— Ну привет.

— Ты выглядишь сексуально.

Я не придавал особого значения своим джинсам и рубашке на пуговицах, пока собирался но теперь, я классифицирую это как наряд, который нужно повторить при первой же возможности.

— Ты выглядишь не так уже и плохо, Монтгомери.

Она всегда хорошо выглядит. В комбинезоне, халат шеф-повара или этих греховно обтягивающих джинсах. Я просто все это время, очень старался ничего не замечать.

В ее зеленых глазах мелькает огонек, на щеках появляется легкий румянец. Она прикусывает нижнюю губу, и черт возьми, как же я хочу вырвать ее оттуда и прикусить сам. В этом нет смысла. Она дикая, слишком беззаботная, на мой взгляд. Не говоря уже о том, что она дочь Монти. Я терпеть не могу половину того, что выходит из этого рта, но по какой-то причине не могу перестать представлять, на что это может быть похоже на вкус.

— Сейчас я воспринимаю не так уж и плохо, как твой самый высокий комплимент на данный момент.

Она наклоняет голову. — Как Макс провел время перед сном?

Внезапная смена темы разговора заставляет меня сделать паузу. Не знаю почему, но я не ожидал, что она спросит о моем сыне, особенно когда у нее свободный вечер, чтобы пойти куда-нибудь повеселиться с командой.

— Он был почти без сознания. Я думаю, что поле вымотало его наилучшим из возможных способов.

Ее губы изгибаются в улыбке. — Нам было весело от вашей игры.

— Эй! — Исайя зовет снаружи. — Кай, мы уходим! Горячая няня, пошли!

Я бросаю на него неодобрительный взгляд с другого конца вестибюля. — Клянусь, я убью его, если он продолжит так тебя называть.

Миллер пожимает плечами. — По крайней мере, хоть кто-то готов называть меня так.

Она разворачивается на каблуках и направляется прямо к выходу.

Напоминания Исайи звучат у меня в голове, откровенные слова Миллер тоже. Я всегда отмахивался от ее откровенного флирта, списывая это на ее любовь действовать мне на нервы. Но я больше не хочу отмахиваться от этого. На одну ночь я хочу притвориться, что могу быть парнем, который может заполучить такую женщину, как она, парнем, у которого нет сотни обязанностей которые давят на него.

На одну ночь я не хочу думать о том, чья она дочь, и уж точно не хочу думать о том, что она уедет меньше чем через два месяца.

Мои шаги поглощают ее шаги, я преследую ее. Догнав Миллер, я прижимаюсь грудью к ее спине и обхватываю ее руками с обеих сторон.

Я опускаю губы к ее уху. — Это то, что ты хочешь услышать, Миллер? Что я считаю тебя сексуальной? Тебе действительно нужно услышать, как я говорю, что не могу оторвать от тебя своих гребаных глаз, когда ты в комнате, теперь ты, наконец, поняла это?

Ее тело напрягается, и сзади я наблюдаю, как ее горло двигается в долгом сглатывании. — Нет. Мне нравится смотреть, как ты коришь себя за желание смотреть на меня. Гораздо приятнее знать, что я тебя завожу, чем знать что я тебя бешу.

Из моей груди вырывается тихий смешок. — Что ж, к моему большому разочарованию, ты, Миллер, превосходна и в том, и в другом.

Глава 14

Миллер

Вайолет: Как проходит отпуск? Ты делаешь успехи на кухне? Как продвигаются приготовления?

Я: Отпуск отличный.

Вайолет: А ответы на другие мои вопросы?

— Танцующий бар?

Жалуется Исайя, как только мы входим в дверь. — Коди, какого черта, чувак?

Улыбка Коди сияет, как у ребенка на Рождество, когда он оглядывает огромную открытую комнату. Танцпол техасского размера, на сцене перед играет живая группа. Куда бы я ни посмотрела, на меня обрушиваются джинсы, фланель и ковбойские сапоги, включая совершенно новую пару, надетую на ноги Коди.

— Это не бар для танцев. Это просто старый добрый ковбойский бар.

Он делает глубокий вдох через нос, на его губах появляется смехотворно возбужденная улыбка, когда он направляется прямо к бару. — Пошли, ребята.

Они следуют его примеру.

Прежде чем я успеваю выйти из гардероба, чья-то огромная рука опускается мне на бедро, кончиками пальцев вцепляясь в джинсовую ткань. Инстинктивно я знаю, что это Кай, в основном из-за собственнической хватки, соответствующей атмосфере, которую он излучал с тех пор, как мы покинули вестибюль отеля.

— Все просто делают то, что он говорит?

Спрашиваю я, когда команда заполняет ближайшую стойку бара.

— Он планировщик. У него всегда есть план на наше свободное время. Он арендовал лодку, когда мы были в Тампе. Бродвейское шоу в Нью-Йорке. Поездка на Ниагарский водопад, когда мы были в Торонто. И ковбойский бар в Далласе, по-видимому.

Поворачиваясь, я смотрю на него. — И где ты был во время всех этих прогулок?

— В отеле с Максом.

— Но не сегодня вечером.

За стеклами очков голубые глаза Кая блуждают по моему лицу, прежде чем опуститься к моим губам. — Нет. Не сегодня.

— Туз! — кричит один из парней, поднимая рюмку, до краев наполненную янтарной жидкостью.

— Черт, — бормочет Кай, глядя через мое плечо на бар. — Я не могу делать уколы.

— Нет. Я уверен, что в тридцать два года твоя гериатрическая печень ни за что не справится с этим.

— Ты называешь меня старым или пытаешься подзадорить?

— И то, и другое.

Я начинаю пятиться к бару. — Прошлой ночью ты сказал мне, что у тебя необузданный характер. Я хочу это увидеть. Давай, папочка-бейсболист, пришло время обрести вторую половину того баланса, который я тебе обещала, — веселье.

Он неторопливо бредет в мою сторону, но его длинные ноги двигаются гораздо быстрее моих. Одним пальцем зацепившись за пояс моих джинсов, он не только не дает мне отойти от него дальше, но и тянет меня к себе, пока моя грудь не прижимается к его.

О, я не сомневаюсь, что сегодняшний вечер обещает быть веселым.

Он смачивает нижнюю губу скользким движением языка. — О каком веселье идет речь?

Иисус. Я пытаюсь