Что, если? - Юлия Резник Страница 36

Она проваливается в забытье. Потрескивающие в огне поленья убаюкивают лучше колыбельной.

Ей опять снится тайга… Звонкий смех летит над макушками елей. А потом в тиши слышится гул моторов.

– Деда! Дед… К нам кто-то едет.

– А ты почему еще здесь?

– Не хочу в поселок!

– Быстро! – сощуривается Алтанай. – На лыжи, и вперед.

– Но почему, дед? Там скучно!

– Нехорошие люди едут. Не надо им тебя видеть.

Споров ее дед не любил. Его слово для Иманы было законом. Поэтому она в две секунды собралась, взвалила рюкзак на плечи, закрепила древние лыжи и покатила к трассе. Там, в нескольких километрах, была остановка. От нее в поселок, где жила ее тетка с дочерью, ходили автобусы. Но в тот день Имана изменила маршрут. Уж больно хотелось ей поглядеть на нехороших людей. Вот из этой своей засады она впервые нехорошего человека Бутова и увидела. На ее расспросы потом дед, как всегда скупо, ответил:

– Гнилая у него душа. Обидеть может. Тебя, другую девочку… Кого угодно. Понимаешь?

Вряд ли она понимала, что дед имел в виду, до конца, но с тех пор ей не нужно было напоминать держаться от этого человека подальше. Пересеклись они потом всего один только раз. Нагрянули неожиданно, Имана как раз отходила от гриппа на устроенной под потолком мансарде. Которую дед так хитро сколотил, что снизу ее было совершенно не видно. Зато сверху происходящее внизу открывалось как на ладони. Вот Имана и наблюдала, затаив дыхание, за тем, как дед, Бутов и его люди сели обсудить план охоты. А потом Бутов будто между делом поднялся из-за стола, подошел к полке, на которой стояла ее фотография, и на какое-то время задержал на ней взгляд.

Он ничего не сказал. Никак не прокомментировал то, что увидел. Но от того, каким сделалось пространство вокруг этого человека, Имане стало не по себе.

Так что когда дед повторил: «Держись от этого существа подальше», она лишь серьезно кивнула. И никогда больше и впрямь не попадалась ему на глаза. До тех пор, пока он сам на нее случайно не вышел прошлой осенью.

Сначала ей банально предложили работу в его охране, как лучшей выпускнице. Имана отказалась. А потом… Потом муж ее двоюродной сестры влез в долги, умер дед, а Имана узнала о своем якобы отце. В общем, все как-то так совпало…

– Тебе сестре помочь надо. Денег заработать. А губер платит щедро.

Поначалу предполагалось, что она просто будет его охранять. Это да. Подробности стали всплывать потом. Когда Имана случайно услышала, что они собираются внедрить крота в охрану Глухова. И поняла, для каких целей. Тогда она сделала все, чтобы выбор пал на нее. Думая, что этим она спасет своего отца. Например, саботируя приказ, как в случае с тем вертолетом.

Но все пошло наперекосяк. И вот она здесь. В этой точке.

Имана резко открывает глаза, но тут же сощуривается от яркого света. Снова печь, подогреть остатки каши, потому что вообще непонятно ведь, когда ей теперь удастся поесть, и дальше в путь. Жаль, ей нечего оставить взамен съеденного и использованного. Что ж… За время бегов ей не в первый раз приходится нарушить неписанные законы таежного гостеприимства.

И опять путь-дорога, леса, реки, скованные подтаявшим льдом.

До точки, куда она направляется, остается всего ничего. Но что ей делать дальше? Как вычислить того, кто покушался на Германа? Как доказать, что она ни при чем? И надо ли ей доказывать?

Очередной охотничий домик… Менее ухоженный, чем предыдущий. Пол в мышином помете, стеллажи в паутине. И никакой еды, кроме соли. Хорошо, что поутру в силки попала куропатка.

Имана подметает пол, греет воду, перемывает кухонную утварь. И отходит подальше, чтобы ощипать птицу. В носу странным образом колет. Имана не понимает, что это, не осознает, что так дает о себе знать обида, которую все это время она несет в своем сердце. И боль. Изматывающая, настырная, как голодная псина.

Как он мог ей не поверить?

Как он мог ее даже не выслушать?

Она чувствует себя как никогда одинокой и почему-то преданной. Но ей не понять, почему так кажется. Никак ей не понять.

На голой, засыпанной сброшенной хвоей земле что-то белеет. Вот и пошли весенние первоцветы. Имана обтирает тряпкой нож. Садится на корточки, чтобы полюбоваться трепетной красотой подснежника, и с удивлением отмечает, что с носа капает. Касается щек, а те мокрые.

Имана не из плакс.

Хотя было дело, когда дед с ней занимался, она иногда ревела. Особенно, помнится, горько плакала, когда он впервые оставил ее в пещере. Там было холодно и абсолютно темно. Так дед тренировал ее зрение. Надо заметить, Имана и впрямь видит в темноте совсем не так, как простые люди…

Запирая эмоции, Имана вытирает нос тыльной стороной ладони, подхватывает освежеванную тушку и возвращается к домику. Дальше все идет по накатанному сценарию. Ужин, чай из того, что найдется. Сон. И снова в путь.

В какой-то момент начинает казаться, что эта дорога никогда не закончится. Но на исходе второй недели взгляду открываются вполне узнаваемые места. У деда было несколько домиков, разбросанных по тайге. Этот – один из них.

Имана закрывает глаза и делает глубокий-глубокий вдох, прежде чем продолжить. И тут ее внимание привлекает странный звук. Так и есть. Кто-то напевает под нос. Она идет на голос. Тот доносится от ручья.

– Айна! – окликает Имана склонившуюся к роднику женщину.

– Имана! – вскакивает та. – Боже, что ты натворила?!

– Я натворила? И что же?

Айна – полная противоположность Имане – темноволосая, невысокая, с формами и красивым миндалевидным разрезом глаз.

– Это ты мне расскажи. Тебя искали какие-то люди. Устроили мне допрос. Я поначалу даже не поняла… Думала, что опять пришли за деньгами. – Тараторя, Айна отряхивает руки и, в два шага преодолев разделяющее их расстояние, заключает Иману в объятия. В детстве они не были близки, да и потом не стали. Но когда Имана помогла сестре с коллекторами, разыскивающими ее бывшего, что-то между ними поменялось. – Боже, Имана, ты неприятно пахнешь…

Имана хмыкает. Отступает на шаг от наморщившей нос сестры.

– Поможешь натаскать воды? Я что-то устала…

– Ты здесь пряталась? Все это время?! Господи…

– Не драматизируй.