Хорошая девочка. Версия 2.0 - Дора Шабанн Страница 36

Нина успокоила Лей и Камиллу, те воспряли духом. Кам умчалась на работу, а Лейла — на вечернюю группу поддержки.

А дома вернувшуюся Лелку ждал новый куплет цыганочки с выходом: Мадина заявила, что раз Гоха шляется невесть где — девка она гулящая, такая только отца опозорит. А она, Дина, примерная дочь и будет хорошей женой. Так что с достопочтенным родителем на родину поедет она. И ушла собирать вещи.

Лелку, вопящую, что она мать и дочь свою несовершеннолетнюю никуда не отпускает, все проигнорировали.

Дальше было хлеще.

Утром недомуж заявил Лей, что та хреновая мать, да и жена не очень, так что он знать ее отныне отказывается. Квартира, так и быть, пусть ей остается, но больше он не даст ни копейки и вообще — слышать её не желает, дрянь такую неблагодарную.

Скандал был бурный и длительный. Даже Камилла со смены вернулась и поучаствовала.

Но все это были разговоры в пользу бедных, потому что ближе к вечеру этот негодяй уехал с Мадиной в аэропорт.

Лейла с Камиллой помчались в полицию. Вопили, рыдали, обратились к знакомому капитану, с чьей матерью соседствовали и приятельствовали больше десяти лет. Заявление у них приняли, так как по документам недомуж был еще и недоотец, то есть в свидетельстве о рождении, что Динка только недавно сменила на паспорт, не значился.

Закрутилось.

В то, что Бог есть, Нинка уверовала именно тогда и теперь изо всех сил убеждала в его существовании меня: в Питер пришла снежная буря, полосы обледенели, видимость нулевая. Рейсы отложили до улучшения ситуации.

А когда прояснилось и небо открыли, тут на пограничном контроле Мадинку и остановили. Ну и папеньку ее. А к тому были вопросы еще по линии его несколько не совсем благородного занятия на родине.

Так что по состоянию на момент написания письма, то есть полсуток назад, Динка сидела в отделении полиции в Пулково и ждала единственного законного представителя — мать.

Да, дела.

Мне что-то резко захотелось закурить. Впервые в жизни.

Ослик, золотой ты мой ребенок, простите, Пресвятые Просветители!

Написала Нинке слов поддержки. Гоху посоветовала не отпрятывать, пока вопрос с отцом ее не решится как-нибудь окончательно, да и Динка может чего-нибудь отколоть на психе.

Мелкую соплю надо было бы отходить крапивой, но не сезон. Так что оставалось — вести к психотерапевту, хотя пора, кажется, уже к психиатру. Но начать лучше с детской комнаты полиции по месту проживания.

Я не умничала, так просто высказалась. Ну, мысли же прут от эмоций. Все мы люди.

Девчонкам там, на месте, виднее. Но я хорошо помню ужас и панику, когда вот только что пропадал Рус, и это он у меня еще более-менее психически устойчивый товарищ.

Вот так, трясясь осиновым листом, выскочила я из аудитории и понеслась туда, куда последнее время бежала чуть что не так. К Владу.

Говорила я, что нельзя мне расслабляться?

Ну, еще раз повторю, просто чтоб не реветь.

Владимир Львович говорил по телефону, когда я пришла. Народ в преподавательской был сплошь местный, так что он ни голоса не понижал, ни скрывался особенно: стоял у своего рабочего стола, глядел в окно.

Я, не знаю с чего, замерла у стеллажа с учебными пособиями за его спиной.

В воздухе висела ваниль.

Прямо плотно. Просто, как смог — окутывала и душила.

Глубоко ее вдохнув, ни с того ни с сего встала столбом. Ноги почему-то не шли. К сожалению, ушам этот временный паралич нижних конечностей не мешал функционировать.

— … как ребенок? Конечно, Любушка. Рад, я рад. Такая новость. Спасибо, дорогая. Нет, не сразу. Ты же помнишь, у меня еще неделя здесь, затем в Питер прилечу, дела порешать. А оттуда уже к вам. Конечно, встречай. Спрашиваешь, с удовольствием.

А потом ваниль меня доконала, и паралич внезапно исчез. Как и силы держать себя в руках.

Что делает в таких неоднозначных случаях любая разумная взрослая женщина? Разговаривает. Уточняет. Вносит ясность.

Ну, это взрослая и разумная, да.

А усталая нервная истеричка, с ассоциативным мышлением? У которой в мозгах копошатся семейные установки? Да еще и бушуют в душе новые яркие и режущие эмоции, а в крови гормоны?

Вот.

Меня как-то за последнее время прилично так на разнообразных переживаниях растрясло. То любовь, захлестывающая и накрывающая с головой. То Рус, то родственники, то, вот, Нинка с Лей и их дурдомом.

Я, увы, оказалась не в состоянии собраться, взять себя в руки и поступить цивилизованно.

И сделала я то, что автоматически привыкла выполнять всю свою сознательную жизнь в страшных ситуациях.

Сбежала.

Спасибо прежним командировкам, примерный стандартный план принимающей стороны я знала хорошо. И впервые в жизни воспользовалась служебным положением.

Выловила после лекции Джу:

— Привет, — прихватила подружку за рукав и утащила в ближайшую нишу с фикусом. — Такое дело: от нас в этот раз тусоваться по ВУЗам поеду я. Какая программа? Когда стартуем? Чего брать?

Оторопевшая мандаринка хлопала глазами:

— Рита, привет. Что случилось?

Вдохнула. Выдохнула.

— Ничего. Мне надо уехать. Срочно. Одной.

— Так нельзя. Вы говорили? — сердито посмотрела на меня подруга. Ухватила ведь сразу главное, надо же.

— Нет. Я не могу. Мне нужно время.

— Это точно что-то ты не так поняла. Он только на тебя и смотрит. Ты важна для него.

Здесь оставалось лишь глупо пошутить:

— Естественно. Я его научный руководитель.

— Другое. Ты женщина для него. Самая важная.

Больно. Как же больно, но не промолчать:

— Не самая, Джу. Оставим это. Когда выезжать.

— Хорошо. Программу сброшу. Отъезд сегодня вечером.

— Спасибо! — все, на что меня хватает. Запрокидываю голову. Слезы уже здесь.

Профессор Ван Хун Джу сочувствующе гладит меня по плечу:

— Приходи в себя. Но вам надо поговорить.

Встряхиваю головой:

— Обязательно, но не сейчас.

— Больно?

— Очень.

Вот таким образом на оставшуюся от командировки неделю, я уехала в традиционный тур по Китайским ВУЗам — участникам программы обмена специалистами, оставив свои пары Владимиру Львовичу.

Сбежала. Как всегда.

И телефон я забыла случайно в апартах. Для работы мне достаточно планшета.

Ремарка от антигероя или?

'Я вас люблю, — хоть я бешусь,

Хоть это труд и стыд напрасный,

И в этой глупости несчастной

У ваших ног я признаюсь!'

А. С. Пушкин

С этой женщиной ни на секунду нельзя терять