Валентина Седлова - Разведены и непредсказуемы Страница 37

– Журнал подождет, — безапелляционно заявила мать. — Девушка важнее!

– Слушай, давай я сам буду решать, что для меня на первом месте, а что на втором, — мягко осадил ее Никита.

– Да спору нет, тебе решать — тебе и отвечать! Только не забудь: рабочая суета вечна, а любовь преходяща! Ну, я имею в виду, если не обращать на нее достаточно внимания!

– Вы что, сговорились, что ли? Прямо хором меня сватаете!

– Ну а раз так, тебе, наверное, стоит прислушаться к родительскому мнению. Или я не права?

– Слушай, кстати, насчет родителей — я тут едва не погорел, как швед под Полтавой!

– Что случилось?

– Представляешь, едем уже обратно, и тут Ника ни с того ни с сего спрашивает, не отец ли устроил меня на работу! Думаю, догадываешься, какие чувства я в тот момент испытал! Осторожно так интересуюсь, с чего это она взяла, и получаю в ответ, мол, всего лишь наблюдательность, и ничего больше. У меня внутри просто все упало. Ругаю себя последними словами: мы с отцом, конечно, не две капли воды, но сходство-то определенное имеется! А девушка-то это возьми да подметь! Наверняка еще и отчество мое вспомнила. Ну все, готовлюсь к полному и бесповоротному разоблачению. Уже начинаю прикидывать, как бы ее потактичнее попросить, чтобы она держала свое открытие при себе и никому в редакции о моих родственных связях не сообщала.

– А что она?

– А она улыбается и словно молотком мне по голове: «Твой отец — старый приятель Воронцовых, ведь так?» Я натурально теряюсь, мямлю что-то в ответ, и тут она продолжает: «А он давно с Воронцовыми знаком?» Тут-то до меня и дошло, в чем дело! Понимаешь, она решила, что мой отец — крупный босс из их окружения, попросивший пристроить своего сына на теплое местечко!

– Да, зато ты теперь знаешь, что чувствовал Штирлиц, когда «как никогда был близок к провалу», — необидно смеясь, сказала мать.

– Вот-вот! И как я только себя за язык успел поймать и ничего лишнего ей не наговорить — ума не приложу! Боюсь, подобный шок она бы точно не выдержала!

– Ну, это ты зря, женщины обычно сильнее, чем кажутся мужчинам. Да и все равно: рано или поздно тебе придется ей об этом сказать.

– Чем позже, тем лучше! — тут же заметил Никита. — У нас и так в редакции полный кошмар творится, не хочется лишнюю неразбериху создавать.

– Сын, сколько можно твердить тебе об одном и том же: не вали все в одну кучу. Работа — работой, а личная жизнь отдельно!

– Да, но мы ведь с Никой, если ты не забыла случайно, работаем вместе!

– Тогда определись: она тебе важнее в качестве коллеги или просто как женщина?

– И то и другое! — заявил Никита, потянувшись за добавкой.

– Да, могу констатировать, из тебя вышел отличнейший экземпляр «жука хитрого»! И нашим, и вашим! Ты ли это, родной?!

– Ты так говоришь, словно я и впрямь могу выбирать, — с досадой отозвался Никита. — Ну пойми ты, без нее я, может быть, отцовское поручение и не завалю, но справлюсь с ним гораздо хуже, чем мог бы. А если вместо журнала буду думать о том, как мне за ней ухаживать, то и вовсе завалю все к чертям собачьим, пардон муа!

– Ты неисправим, — вздохнула мать. — Впрочем, ты прав: жизнь твоя, тебе и решать. Лучше расскажи про свою Нику подробнее — какая она, на кого похожа…

– Ника — это Ника, — поразмыслив, вынес вердикт Никита. — Она такая одна. А что до внешности — ну… симпатичная. Я бы даже сказал — красавица!

– Очень содержательно! И как ты только в журналисты-то прошел с таким богатым воображением? Под такое описание как минимум каждая четвертая попадает!

– Слушай, не цепляйся к словам, а? У меня и так голова кругом идет!.. 

Ника посмотрела на календарь — первое июля. Вот и лето на середину повернуло. Жаль, что об отпуске можно и не мечтать, но все равно — как хорошо-то!

Первый номер журнала уже привезли из типографии. Только-только на днях съездили с Никитой к Воронцовым, показали им первенца. Тьфу-тьфу, вроде бы им все понравилось, сказали — так держать! Прямо камень с плеч упал. Столько сил и нервов на него ушло, что и не передать! Так что можно слегка расслабиться, до сдачи следующего номера еще больше месяца.

А что до редакции — после того, как там узнали, что Ника лично знакома с учредителями и даже ездит к ним в гости в загородную резиденцию, ее статус резко взлетел до заоблачных высот. По крайней мере хамства со стороны коллег она больше не слышала, а все ее просьбы выполнялись в меру быстро. Правда, про доверительные отношения можно было окончательно забыть: ее скорее побаивались, нежели уважали. Впрочем, она все равно ни с кем не успела подружиться, так что не особенно расстраивалась по этому поводу. Главное, что в душу не лезут и свой образ жизни не навязывают.

Хотя, если присмотреться, мало кто из редакции нынче помнил, что они — клуб разведенок, априори ненавидящих всех мужчин. Стелла и Катя регулярно грызлись из-за Виктора, столь же регулярно получая за это по ушам от Раечки либо от Зинаиды. Причем Стеллу обычно ругала Раечка, а Катю — Зинаида. Обе незадачливые пассии огрызались в ответ, но на открытый конфликт не шли. Аникушин тет-а-тет вызвал их к себе и популярно разъяснил, что на заступничество Воронцова-младшего они могут не рассчитывать, поэтому им лучше заниматься своими непосредственными обязанностями, а не устраивать бардак. Поскольку потерять рабочее место для них было равноценно краху надежды на продолжение связи с Виктором, обе предпочли смириться.

Нина, похоже, смирилась с тем, что наследник ее проигнорировал, иначе бы с чего вновь решила вернуться к джинсам и футболкам? Люба же предпочла сделать вид, что ничего особенного не произошло, и когда Виктор появлялся в редакции, вовсю кокетничала с ним, к вящему неудовольствию всех прочих соискательниц руки и сердца плешивого принца.

Ну а что до нее самой… Ника блаженно зажмурилась. Да, их с Никитой роман был в самом разгаре. Впрочем, до самого главного еще не дошло. Они оба по негласному соглашению старались как можно дольше продлить эту волшебную пору влюбленности. Если выдавался свободный вечер, вместе гуляли по столице, лакомились мороженым и целовались под сенью еще не вырубленных ретивым мэром столетних деревьев, а утром порознь приезжали на работу и старательно делали вид, что их ничто не связывает, кроме отношений «начальник — подчиненная». Хотя, похоже, ту же Раечку им обмануть не удалось, очень уж многозначительно она на Нику поглядывает. Видимо, просекла, ведьма, что между Никой и Никитой искра пробежала.

Вспомнив о Раечке, Ника нахмурилась. Не далее как на прошлой неделе ей показалось, что кто-то рылся в ее вещах, пока она сидела в кабинете у Аникушина. По крайней мере документы в ее бумажнике были запихнуты кое-как, а доверенность на Гошку и вовсе помята. Почему подозрение Ники сразу пало на Раечку, она даже сама себе не могла толком ответить. Вот только пришло четкое ощущение, что без той тут не обошлось. И если она права, то теперь Раечка, а значит, и Зинаида в курсе, откуда именно у нее взялась машина. В принципе ерунда это все по большому счету, но как-то неприятно. Вот спрашивается: какого черта кому-то понадобилось знать о ней то, что она сама не желала бы выносить на общий суд? Может, конечно, она слишком себя накручивает и целью неизвестной злоумышленницы был ее кошелек? Но тогда почему из него ничего не пропало? Или кому-то просто захотелось поиграть в сыщика, засунуть нос в чужие секреты? Да, похоже на то. Видимо, Раечке стукнуло в голову стать этакой серой кардинальшей, которая в курсе решительно всех чужих тайн и желаний. Вот только зачем ей это?..