Я больше тебе не враг (СИ) - Маргарита Дюжева Страница 37

— Вам надо поесть.

— Я не хочу, — чужим голосом.

Я и правда не хочу — голода ноль.

— Надо! В вашем положении голодать вредно.

— В моем положении… ах, да.

Забыла.

Я поднимаюсь с кровати и начинаю уныло ковыряться в тарелке. Какая-то каша. Какая именно не могу понять, потому что нет вкуса, нет обоняния, а на вид…на вид мне все равно.

С трудом запихав в себя пару ложек, я снова возвращаюсь в кровать. Завтрак словно кусок металла падает в желудок, не вызывая ни сытости, ни удовлетворения. Мне неприятно, тошнит, но плевать. Переворачиваюсь на другой бок и прячу голову од подушкой.

И снова мне не дают отключиться. Приходит второй охранник и зовет меня на какую-то прогулку по лесу.

Что я там не видела? Деревья и деревья.

Я отказываюсь, и после этого наступает блаженная тишина. Меня наконец-таки отставляют одну, и я спокойно продолжаю тонуть. Все глубже и глубже. Растворять в сером тумане.

Кажется, кто-то еще раз заходит в комнату и приносит еду. Я даже не оборачиваюсь, не реагирую. Мне ничего не надо. Просто оставьте меня в покое.

* * *

Осенью темнеет рано. Я не знаю сколько времени, но за окном уже густые сумерки. Мне в них комфортнее, потому что жизнерадостные лучи солнца режут по нервам и еще сильнее загоняют депрессию. Я ненавижу свет и не имею на него право. Мой удел — темнота, в которой едва различаешь знакомые контуры и каждый звук наполнен угрозой. Я не боюсь этих угроз. Кажется, я уже вообще ничего не боюсь. Все говно, которое могло случиться — уже случилось, остается только черпать его большой ложкой и глотать.

Я слышу скрип ворот и размеренный гул двигателя. По потолку яркой полосой проходит свет фар, и в нем черными страшными силуэтами отпечатываются тени деревьев.

Эти образы созвучны с тем, что у меня внутри, и я зависаю на них. Некоторое время смотрю, лениво перетекая взглядом от одного изгибы к другому, потом снова отворачиваюсь к стенке. Потому что надоело, потому что неинтересно, потому что снова проваливаюсь в дрему. Я чувствую себя уставшей несмотря на то, что весь день провела в кровати, меня одолевает такая слабость, что не могу даже рукой пошевелить. А может, не хочу. Может, это и не слабость вовсе, а апатия. Но какая на хрен разница? Никакой. Просто не трогайте меня, не приходите ко мне, не говорите со мной.

К сожалению, кому-то явно наплевать на мои желания.

Сначала на лестнице раздаются жесткие шаги, потом дверь в комнату открывается, да так резко, что ударяется ручкой по стене. Этот звук взрывается у меня в голове сотней обжигающих, колючих залпов и болью в висках.

Следом за ней — резь в глазах, потому что этот бесцеремонный некто со всей дури шлепает ладонью по выключателю, проходит вглубь комнаты и зачем-то открывает настежь окно, запуская внутрь холодный воздух, а потом добивает требовательным:

— Вставай!

Вместо этого я натягиваю одеяло на макушку, пытаясь спрятаться в душной темноте.

— Подъем, Таисия!

Мой спасительный кокон рушится в один момент. Его просто сдирают и бросают на пол. Так же отнимают подушку, когда я, не открывая глаз, пытаюсь спрятаться под ней.

— Оставь меня в покое.

Разве я так много прошу? Однако мой мучитель не желает дать мне даже такой мелочи. Вместо этого хватает за щиколотку и тянет к краю кровати. Я даже опомниться не успеваю, как оказываюсь в вертикальном положении. Ноги едва держат, но на плечах сжимаются чужие жесткие ладони, не позволяя стечь обратно на кровать. Я морщусь, прикрываю ладонью глаза, пытаясь укрыться от света, нагло пробивающегося сквозь смеженные веки.

— Пусти.

— Нет.

Это «нет» звучит как приговори. И вместо того, чтобы позволить мне снова провалиться в спасительную темноту, Кирсанов тащит меня прочь из комнаты.

Он наконец созрел для того, что вывести меня в лес и прикопать под большой сосной?

Мы сворачиваем в сторону ванной комнаты. Или утопить решил?

Я спотыкаюсь через шаг и не нахожу в себе сил для борьбы. Потому что смысла нет. Ни в чем.

— Раздевайся.

Поднимаю на него хмурый взгляд, а Макс, не дождавшись от меня действий, сам хватает за низ футболки и рывком, через голову стаскивает ее с меня. Прохладный воздух тут же неприятно лижет кожу.

— Отстань, — я снова пытаюсь освободиться, оттолкнуть его, но проигрываю. Потому что у меня нет сил, а у Кирсанова их, наоборот, с избытком. Вдобавок он зол и совсем не расположен к мирным беседам.

Следом за футболкой стягивает с меня штаны, а потом прямо в белье заталкивает под душ.

— Я не хочу.

— Хочешь! — нагибается вперед, и не обращая внимания на то, что его собственный дорогой костюм тут же темнеет от воды, крутит кран.

Прохладная вода моментально заливает мне голову и лицо. Я фыркаю, отплевываюсь, прикрываюсь ладонью:

— Хватит!

Макс не позволяет мне отодвинуться. Вместо этого врубает холодную, выбивая из меня дух.

Сдавленно пискнув, я прижимаюсь к стенке, пытаясь выбраться из-под колючих струй, но меня снова сдвигают в центр.

Потом вода становится горячей. И снова холодной.

Кирсанов полощет меня в контрастном душе до тех пор, пока я не начинаю вопить:

— Прекрати! Выпусти меня!

— Очнулась?

— Выпусти. Я сказала!

— Отлично! — он игнорирует мои вопли, берт с полки мочалку и щедро выдавливает на нее гель для душа. После чего сует мне в руки, — сама или мне тебя намылить?

Смотрит в упор, насквозь пробивая бешеным взглядом, и ждет моего ответа. И если я скажу нет, то скрутит в бараний рог и натрет так, что кожа лохмотьями начнет сползать.

— Сама, — забираю у него несчастную мочалку и отвернувшись лицом к стене начинаю вяло возить по рукам.

Кирсанов тем временем сдирает с себя мокрый пиджак и раздраженно швыряет его в корзину.

— Проворнее, — кажется, он вознамерился довести меня.

— Выйди, пожалуйста.

— У тебя пять минут. Потом я вернусь.

Когда дверь за ним закрывается, я обессиленно прислоняюсь лбом к гладкой плитке. Зачем он это делает? Не плевать ли ему на то, как я и что у меня? Или раздражает кислая физиономия? Тут, увы, помочь не могу. После всего произошедшего, опция «радость» у меня отключена, как совершенно бесполезная.

Не обманывает. Через пять минут, когда я уже мылю волосы, низко опустив голову, бывший муж возвращается с новым полотенцем и махровым халатом.

— Спустишься вниз.

— Я не хочу.

— Это не просьба.

Он разговаривает со мной отрывисто и жестко, и я уже