Арина Ларина - Любовь до белого каления Страница 38

– Одно? – уточнила Ирина.

– Что «одно»? – удивился дядька.

– Отбыло одно или с бабами?

Страж зашелся в хриплом хохоте:

– Ты нерусская, что ли? Надо ж так спросить! Я ихних баб не считаю, и не мое это дело, с кем они уезжают. А вдруг ты ихняя жена? Я расскажу, а меня потом с работы турнут!

– А есть за что? – насторожилась Ира. – Вы что-то знаете? Информацию можно не только за спасибо просить, я ведь и заплатить могу.

Конечно, платить она не собиралась. Важно было только выяснить, есть ли компромат в принципе.

– У нас шефа два, – охотно сообщил мужик. – Носков Юрий Михайлович и Крыжовников Семен Сергеевич. Тебе про которого?

Подивившись про себя сговорчивости, если не сказать продажности сотрудников, Ира сказала:

– Про Крыжовникова.

– Это будет дорого, – быстро сориентировался информатор. – Давай свой телефон, перезвоню, и договоримся.

Ирка торопливо повесила трубку. Договариваться она не собиралась. Щеки горели, сердце злобно колошматило по ребрам. Было горько и обидно за Свету и совершенно неясно, что делать с тем, что выяснилось. Умолчать страшно, и говорить ни в коем случае нельзя.

Иван Поликарпович с осуждением послушал короткие гудки, покачал плешивой головой и водрузил трубку на место:

– Вот бабы! Информацию она купит. Щас! Стерва какая. Чтобы меня потом с хорошего места поганой метлой погнали.

Иван Поликарпович очень хотел выслужиться, поэтому законспектировал разговор, поставил время звонка и корявую подпись. Пусть начальник сам разбирается: кому, почему и зачем понадобилась информация про него.

Глава 4

– Мам, ты что, пьешь? – Карина испуганно блестела глазами в темноте коридора, не решаясь войти в кухню.

– Я просто устала. Должна же я расслабиться хоть как-то, – раздраженно буркнула пойманная с поличным мать.

– Мама, не надо! Ну, хочешь, мы тебе через Интернет мужчину найдем? А? Хочешь?

– Не нужен мне никто, не забивай голову ерундой, – слова выговаривались нечетко, отчего Татьяна еще сильнее раздражалась. – Как у тебя дела в институте?

– Не разговаривай со мной так, я не твоя подчиненная, – вспыхнула дочь. – Так больше продолжаться не может!

– Дай матери отдохнуть после рабочего дня! – в сердцах крикнула Таня и попыталась закрыть дверь. Рука неожиданно оказалась короче, а дверь дальше, чем думалось, в результате чего Татьяна чуть не грохнулась со стула.

– Ты не отдыхаешь. Ты… Ты спиваешься, – страшным шепотом заключила Карина. – Я его ненавижу! Это все из-за него! Если бы не он, мы бы жили совсем иначе!

– Он, он… – пробормотала Таня. – Какой еще «он»?

– Семен твой! Я все знаю, я слышала, как тетя Наташа говорила…

– Тебе говорила? Вот трепло!

– Нет, – смешалась Карина. – Не мне. Но я слышала, когда вы разговаривали.

– Это называется не «слышала», а подслушивала! – Таня решительно выдернула пробку и налила еще полбокала. – Не твоего ума дело.

– Моего.

– Нет, не твоего. Если бы не Сеня, мы бы сейчас лапу сосали. Ненависть, она, знаешь ли, города берет. Такой стимул, что ого-го. Не он бы, я бы сейчас так и сидела в этой захудалой конторе. И не было бы у нас ничего: ни денег, ни независимости. А по квартире шлялся бы какой-нибудь обрюзгший мужчинка в растянутой майке, семейных трусах в цветочек и с пивом в зубах.

– Я его ненавижу. Ненавижу. Ну, мамочка, ну, пожалуйста, пойдем спать.

– Не реви. Нечего из меня алкоголичку делать. Все, ложимся. Дура ты какая, просто невозможно. – Татьяна вдруг рассмеялась. – Спиваюсь я! Надо же такое придумать!

Утром по дороге на работу Таня застряла в пробке. Обычно на этой площади было просто плотное движение, а на сей раз автомобильный поток заткнулся в узкой горловине плотной недвижимой пробкой. Она мрачно огляделась и вздохнула: в ближайших машинах просматривались раздраженные задержкой мужики, налегавшие на клаксоны, высовывающие головы в окна и нервно орущие в телефон, и одна молоденькая девица, спокойно довершавшая утренний макияж. Хорошо быть начальником. Даже если она задержится на час или даже на два, никто и слова не скажет. Начальство не опаздывает, оно задерживается.

После увольнения из фирмы Крыжовникова, когда растерянный Юрий Михайлович неловко и путано пытался уговорить ее остаться, а Семен старательно его перебивал, выдирая у компаньона из рук ее заявление, Таня ушла в никуда. А проще говоря – временно осталась без работы, хотя обоим бывшим шефам гордо сообщила, что нашла место с более выгодной зарплатой. Носков все пытался выяснить – с какой – и намекал, что они тоже способны платить хорошему специалисту, но Семен буквально вытолкал ее в приемную, пожелав «всего наилучшего» и впихнув в руки трудовую книжку. С пылающими щеками пробежав мимо довольной Светы, она быстро собрала вещи и покинула родную фирму, даже не отработав положенные две недели.

Почти месяц ее никуда не брали, да еще сердобольная Наташка доводила до бешенства предложениями поторговать на рынке.

– А что, там тоже люди. И не одна я там с высшим образованием, между прочим. По нынешним временам нашими дипломами только подтереться. Они как «спасибо» от дорогого государства за хорошую учебу: на хлеб не намажешь. Ты не гордись, а попробуй. Глядишь – и втянешься.

Втягиваться категорически не хотелось.

– Чего ты щеки дуешь. Никакой альтернативы все равно нет, – злилась Наталья. – О ребенке подумай, о родителях!

От ведеркинской правоты становилось совсем тошно, но Татьяна не сдалась. И, как показало время, правильно сделала, хотя тогда ей самой казалось, что она все глубже ввинчивается в черную трясину и тащит за собою близких людей.

Через месяц ее взяли на невразумительную должность – административного помощника креативного директора в новую компанию, только-только набиравшую обороты. Зарплата была смешной, начальник – сопливым мальчишкой, а коллектив – разношерстным и, в общем, дружелюбным.

Через год все начало меняться в лучшую сторону, а через три креативным директором была уже сама Таня. Ее отдел занимал целый этаж, сотрудники подобострастно улыбались, а на совещаниях руководства к ее мнению прислушивались. Она ездила на «BMВ», пусть не новом и купленном с рук, но на своем! Одевалась в приличных магазинах и могла позволить себе поездки к заграничным морям. Не было только сущей ерунды, которая отравляла все остальные плюсы, как капля хлористого кальция, капнутая в бидон с молоком, – не было рядом мужчины.

– Мне никто не нужен, – строптиво говорила она Ведеркиной и презрительно морщила носик. – Чтобы в моей квартире появилось грязное, волосатое существо, разбрасывающее носки, читающее в туалете газету и оставляющее после себя неопущенный стульчак, чтобы я гладила чьи-то рубашки, засыпала под футбольные матчи, а просыпалась от того, что кто-то сморкается в мою раковину? Да никогда!