Люсьен Гольдберг - Скандалы Страница 38

– Ирвинг Форбрац получил приглашение. Вот и попроси, чтобы он прихватил тебя. Это назначено на конец недели, и у тебя хватит времени, чтобы его обработать.

Бэби отдернула руку и резко повернулась на каблуках.

– Ты сущее дерьмо, Джо Стоун, – фыркнула она. – Кажется, такого я никогда и не встречала.

– Сомневаюсь, Бэби, – пробормотал он, делая вид, что читает.

– Я еще с тобой расквитаюсь, – пообещала Бэби, направляясь к двери.

– Уверен в этом, – ответил Джо.

Сквозь стеклянную перегородку он видел, как Бэби с развевающимися светлыми волосами вылетела в коридор.

Отложив бумаги, Джо уставился в окно. В пространстве между двумя складскими помещениями по другую сторону улицы он заметил медленно поднимающийся по реке прогулочный теплоход; его палубы были заполнены туристами.

Бэби права. Он и есть дерьмо. Вот почему Бэт не поехала за ним в Нью-Йорк и даже не попыталась найти какое-то компромиссное решение. Она устала находиться рядом с тупым и невнимательным дерьмом, эгоистом и карьеристом.

Не стоило так разговаривать с Бэби. Она тупа и нахальна, но все же не заслуживает такого отношения. Может, она займется Ирвингом и оставит его в покое? „Эта парочка составит великолепный дуэт, – подумал он, улыбнувшись. – Газетный вариант Бонни и Клайда".

13

Около тысячи человек прибыли на панихиду на Таймс-сквер в четверг утром после Дня труда. Начиналась она в полдень. Вылезая из машины, в которой приехала вместе с Таннером и двумя спутниками из руководства газеты, Джорджина заметила в середине толпы Бэби, направлявшуюся в холл.

Когда Бэби заговорила с кем-то, Джорджина заметила, что она сделала со своим лицом нечто невообразимое. Веки были покрыты чем-то блестящим, а длинные, как у жирафа, накладные ресницы придавали ей вид застывшего изумления. На ней была соломенная шляпа шафранового цвета в стиле Авраама Линкольна и свободное мини-платье из оранжевого и желтого шифона, складки которого сейчас колыхались.

Оказавшись в прохладном холле, Джорджина обратила внимание на то, что телевизионщики и фоторепортеры проявляют сдержанность, подобающую печальной атмосфере панихиды, хотя здесь собралось на редкость много знаменитостей. Несколько телеоператоров прижались к стенкам, освобождая проход.

Таннер, сказав несколько слов в микрофон, поднял руку, попросив, чтобы его пропустили. Он усадил Джорджину на место и пошел за кулисы, чтобы собрать тех, кто во время панихиды будет сидеть на сцене. Джорджина осмотрелась и вновь заметила соломенную шляпку Бэби через несколько рядов от себя. Она то подскакивала, то опускалась, когда Бэби говорила с мужчиной справа от нее, а потом с сидящим впереди.

После музыки в исполнении струнного квартета, к которому Таннер питал особое пристрастие, он поднялся, чтобы произнести проникновенную речь о долгом пути Лолли. Пока он говорил, Джорджина поглядывала по сторонам. Лолли испытала бы большое удовлетворение от того, что все эти люди пришли отдать ей последний долг.

Таннер завершил выступление, зачитав телеграммы от знаменитостей, которые не смогли прибыть сюда, после чего представил самого давнего и близкого друга Лолли. Абнер Хун слегка склонил голову.

На нем был серебристый галстук, а в петлице – огромная калла. Его слова о давней дружбе с Лолли казались вполне искренними. Когда Абнер возвращался на свое место, Джорджина заглянула в программку. Следующим должен был выступить Уолтер Кронкрайт, сидевший рядом с Таннером. Поймав взгляд Таннера, Джорджина помахала ему. Она улыбнулась, когда Кронкрайт махнул ей в ответ.

Таннер привстал, чтобы представить Уолтера Кронкрайта. В этот момент Джорджина увидела, как стремительно подпрыгнула шляпка Бэби. Она было подумала, что Бэби решила в самое неподходящее время удалиться в дамскую комнату, но когда увидела, что та торопливо идет по проходу к ступенькам, ведущим на сцену, у нее перехватило дыхание, и Джорджина снова уставилась в программку. Имени Бэби там не было.

Тем не менее Бэби, поднявшись на сцену, направилась прямо к трибуне. Ее оранжевые каблучки громко стучали, когда она проходила между цветочными вазами, стоящими вдоль рампы.

Таннер, сидевший далеко от трибуны, вскочил было с неудобного вращающегося стула. Он был вне себя от гнева. Однако, окинув взглядом аудиторию, он медленно сел. Конечно же он понял, что лишь усложнит ситуацию, если попытается остановить Бэби.

К счастью, кто-то поставил для Абнера небольшую подставку за кафедрой, иначе вместо Бэби появилась бы говорящая шляпка.

Бэби развернула листок бумаги, откашлялась, пододвинула к себе микрофон и подождала, пока стихнет гул в огромной аудитории.

Когда воцарилась тишина, Бэби заговорила тихо и проникновенно. Джорджина скоро поняла, что она читает стихотворение „Ветер моих крыльев", переведя все глаголы в прошедшее время; при этом она выразительно жестикулировала.

– Я так и не сказала тебе, что ты была моей героиней, – завывала она. – О, моя бесценная Лолли, ты была ветром моих крыльев.

Джорджина готова была провалиться от смущения. Никогда еще ей не было так неловко. Что-то наглое и липкое было в декламации этих переиначенных стихов. Чего ради Бэби это затеяла? Решила показать себя во всей красе этим людям, о большинстве которых писали журналы „Вэнити Фейр", „Форчун", а также коллеги Бэби. Так или иначе, она устроила вопиюще вульгарное представление, несовместимое с траурной церемонией. Джорджине казалось, что она воочию видит, как рушится карьера Бэби.

Наконец муки Джорджины прекратились: Бэби замолчала. Как ни странно, оркестр за сценой выразительно исполнил „Ты ветер моих крыльев". Джорджина предположила, что Бэби успела заблаговременно снабдить их нотами.

К изумлению Джорджины, Бэби проводили оглушительными аплодисментами, когда она под звуки музыки покинула сцену.

Все головы повернулись к ней, когда она шла к своему месту. Джорджина, чуть не вывернув шею, наконец увидела, что Бэби сидит с этим ужасным Ирвингом Форбрацем. Когда Ирвинг наклонился к уху Бэби, Джорджина уже не сомневалась, что они не только вместе пришли сюда, но именно Ирвинг толкнул ее бывшую подругу на этот неслыханный поступок.

Панихида продолжалась еще сорок пять минут, уже без всяких инцидентов. Джорджина так нетерпеливо ждала конца церемонии, что едва вникала в происходящее, не улавливая ни слова из речей ораторов.

Когда панихида наконец подошла к концу, Таннер поблагодарил всех прибывших отдать Лолли последний долг, и люди стали расходиться.

Лимузин Таннера был уже под навесом у входа. Джорджина ждала Таннера снаружи, обмениваясь репликами с газетчиками. Она стояла рядом с Мередит и Тимом Брокау, когда наконец заметила Таннера. Приблизившись к машине, он приложил к губам указательный палец. Склонившись к ней, он шепнул: