Я научу тебя летать - Ева Ночь Страница 38

Он пытается меня развлекать. И я даже улыбаюсь. До тех пор, пока случайно не натыкаюсь взглядом на эту парочку. Их трудно не заметить даже в переполненном зале. Два высоких дуба. И оба – такие же тупые, как пробки. Ну, это я со зла. Но видеть Илью и Сергея именно здесь – невыносимо. Они меня преследуют?

А потом они подходят к столику, где сидит красивая Илюшина невеста. И у меня в груди что-то обрывается со звоном. Так лопается туго перетянутая струна. Так ломаются механизмы. Происходят катастрофы. Исчезают с лица земли цивилизации. Чёрт знает, почему мне больно. Никто из них ничем мне не обязан. Но чувство, будто меня предали.

– Пойдём отсюда, – прошу. И Арсений, не задавая глупых вопросов, уводит меня из клуба. Прощайте, алые паруса! Ассоль так и не нашла своего Грея.

Он увозит меня в ночь, хороший парень Сеня Пилон.

– Я хочу домой. Ты прости. Испортила тебе вечер.

– Перестань, – досадливо морщится он и обеими руками бьёт по рулю, словно сердится на себя, что сделал что-то не так. – Я глупец. Это ты должна меня простить. Уж кто накосячил, так это я.

Я не хочу спорить. Перетягивание каната сейчас ни к чему. Он целует меня у подъезда. Наверное, хорошо целуется, но я ничего не чувствую. Пустая как кошелёк в ожидании зарплаты. Но именно этим рублём мою пропасть не насытить, не согреть.

Он отстраняется. Смотрит мне в глаза пытливо.

– Я позвоню? – спрашивает, и я киваю: у меня не хватает духу сказать правду.

Почему так устроен мир? Вот он – наверное, хороший парень Арсений. И лицом хорош, и телом. И характером, кажется, не подкачал. Но не чувствую я к нему ничего. Вообще. И поцелуй его – как звук в пустоту.

А от бабника Ильи у меня крышу рвёт. По крайней мере, физически. Тянет, как на канате. И при воспоминании о его поцелуях сладко ёкает внутри.

Хорошо, что завтра суббота. Хоть высплюсь. Буду целый день валяться, смотреть мелодрамы, плакать, есть что-нибудь ударно вредное и успокаиваться.

Шикарные планы, которым не суждено было сбыться. Разбудил меня телефонный звонок.

– Никитина! Ты ничего подруге рассказать не хочешь? – орёт как потерпевшая Нинка, и я стону в голос, пытаясь понять, где я и по какому случаю пожар. Восемь утра. В субботу.

– Хочу. Например, совесть у тебя есть? Некоторые, между прочим, работают целую неделю и в выходной день хотят поспать подольше. Но тебя разве подобные вещи волнуют?

– Какой спать, Варь? Мир улыбается, машет и ждёт, когда ты примешь его в свои объятия! – откуда в ней столько энтузиазма, мне не понять никогда. Я слышу, как на заднем фоне орут её прекрасные дети и бубнит что-то Лёнчик-Помпончик. – Приходи сегодня в гости! На пироги зову! Будут с мясом, творогом, капустой и яблочным повидлом.

– Мне прям щас трусы через голову и бежать? – язвлю, не сдержавшись.

– Нет, конечно! – я Нинку обожаю, честно. – Именно поэтому и звоню пораньше, чтобы не припёрлась ты к нам с заспанной рожей и в свитере шиворот-навыворот. Короче, подъём! Ждём тебя в три!

Подруга отключается, а я сижу, всклокоченная, в одеяле. До трёх ещё уйма времени. В такую рань звонить вообще плохой тон. Но надо знать Нинку. Ей что-то надо от меня. Именно поэтому она решила застолбить время заранее. У меня есть отличный повод отказаться: как раз в три у меня занятия с Ванькой Драконовым. Ну, то есть должны были быть. Но репетиторства больше не будет, а Нинка пока об этом не в курсе. Поэтому шанс увильнуть – замечательный.

Хочется пирогов. Не хочется попасть под перекрёстный допрос от Миргородской. И у меня есть время подумать, прикинуть, что на внутренних весах перевесит: желание пожрать или забаррикадироваться здесь от мира, который почему-то мне улыбается по версии моей неунывающей подруги.

Поспала, называется. Встаю, бреду в душ. Привычно навожу порядок: включаю музыку и лезу пылесосом в каждый угол.

Настойчивый звонок в дверь заставляет меня снова посмотреть на часы. Кого это принесло в такую рань? Если это Нинка со своими шуточками, придушу, заразу.

Я открываю замок не задумываясь. А надо бы хоть иногда мозг включать. Захлопнуть дверь перед его носом невозможно. Он стоит такой обаятельный, что сердце несётся вскачь, как элитная лошадь за самым важным кубком в своей жизни.

Ноги широко расставлены. Поза победителя и завоевателя. Кожаная куртка подчёркивает ширину плеч. И вообще – от него идёт ударная волна животного магнетизма. И я такая – в домашних штанах и футболке с губкой Бобом на груди. Волосы растрёпаны. Не накрашена и вообще.

Нет, я бы могла, наверное, дёрнуть на себя дверь и оставить Илью там, на лестничной площадке. Но взгляд мой прикован к его рукам. У него букет. Большой. В плотной упаковочной бумаге. Но не это заставляет меня смотреть не отрываясь. Не это вызывает бурный поток слёз, что хлынули, как воды Ниагары – безостановочно и внезапно.

К плотной упаковочной бумаге, как уши зайца, прикреплены мои варежки – пушистые белые варежки, что когда-то связала мне бабушка. Я думала, что потеряла их навсегда. Забыла в такси, когда мы убегали из «Алых парусов» неделю назад.

– Варь, ты чего? – в его лице – растерянность и мука. – Варь, Варь, не надо, ты что?!

Но я его не слушаю. Я делаю шаг за порог и, взяв варежки в руки, прикладываю их к щекам. Боже, как хорошо. И вот только за это я могу отдать ему всё. Душу. Тело. Ключи от квартиры, где деньги лежат.

Глава 32

Варя

– Варь, – выдыхает он шумно и обнимает меня свободной рукой. Прижимает к себе. Так крепко, что нет возможности вырваться. Да я и не собираюсь. Я в нирване. Я в раю. Поднимаю мокрое лицо к нему.

– Ты даже не представляешь, что сделал. Где ты их нашёл?

– Там, где ты их потеряла, – Пытается он стереть слёзы с моих щёк. Ему неудобно. Он всё так же крепко держит