Женское счастье (СИ) - Натали Лав Страница 38

Приняв душ и одевшись, выхожу к жене. Пока иду, вижу что Даня сидит на кровати в той же позе, что я её оставил. Натянув одеяло до подбородка.

— Дань, ты ни в чем не виновата. Перестань загоняться, — встречаюсь с ней взглядом и очень хочу остаться рядом, чтобы целовать и нежить эту девушку.

Но снаружи раздается грохот. И я ухожу.

Алина решила сделать себе чай и разбила кружку.

— Ты зря сюда приехала. — говорю ей и вызываю уборку номера.

— Герман… Я не хочу разводиться. Отец… Он сказал, что мне придется либо снова выйти замуж. Либо идти работать. А я не могу.

— Можешь заняться съемкой в порнофильмах. Это твое любимое занятие.

— Герман… У нас же всё было неплохо. Ты делал, что хотел. Я жила, как мне нравится. Зачем всё портить?

— Это не семья, Алин.

— Да, что ты, детдомовский выкормыш, можешь знать о семье?! — её подлинная сущность сразу вырывается, стоит ей понять, что в этот раз я не пойду на уступки.

— Алин, всё кончено. Ты выросла и пора становиться большой.

— Это из-за нее, что ли? Ты её у Демьяна увел? И думаешь, что она — нормальная? Ну ты и дурак! Как идиотом был, так им и остался.

— Мои умственные способности тебя волновать не должны. А вот то, что я могу сказать одному твоему другу, что ты его сдала полиции, это очень серьезный повод для волнения.

Её лицо моментально вытягивается.

— Ты блефуешь!

— Нет.

— Ты не посмеешь!

— Я? Посмею. Алина, детей у нас нет, все имущественные вопросы регулирует брачный договор, поэтому ты сейчас возьмешь вот этот отвратительный желтый чемодан, с которым сюда прилетела, и отправишься восвояси. И очень тебе не советую мешать разводу.

Она пытается сдержаться, но знает, что, если я выдам её, то ей просто перережут горло. И страх за собственную жизнь заставляет ее принять верное решение. Она забирает вещи и идет на выход.

— Ты пожалеешь, — шипит злобно напоследок.

Я не придаю этому значения. И как оказывается, зря.

Глава 36

Даниэла

Какое-то время продолжаю сидеть на кровати, подобрав ноги и натянув одеяло до подбородка. Смотрю в одну точку. Я же всё время старалась жить правильно. И… Видимо, недостаточно старалась. Групповушка, теперь вот женатый любовник. Что дальше?

Герман уходит в душ, потом возвращается, одевается. Сморит на меня, вижу, что хочет подойти.

Но раздается какой-то грохот. И он уходит. К жене…

Я ведь о нем и не думала даже, как о ком-то постоянном. Тем более, не рассчитывала, что он будет готов ради меня на решительные действия. Но он оказался готов…

А я? Готова? Что я вообще к нему чувствую? И чувствую хоть что-то? Или это просто похоть в наказание за гордыню. Когда ты думаешь, что лучше других, что вот ты бы в такой ситуации никогда так не поступила. А на поверку оказывается, что ты можешь поступить хуже…

Так как же мне быть? Я ведь не люблю Германа. Он мне безразличен.

И тут же как протест против таких мыслей всплывают воспоминания, как он мне был безразличен этой ночью. И насколько. Как я жалась к нему ненасытной кошкой и просила добавки. А потом еще. И еще.

Я… Не знаю, что к нему испытываю. Однако, стоит ему дотронуться, как я сама себе не принадлежу.

Это называется проще. Я запуталась.

И не знаю, как буду выгребать.

А выгребать придется.

До меня доносятся голоса. И мне до чертиков хочется прижаться к двери ухом и подслушать, о чем разговаривают Герман и его жена. Всё. Это мое личное дно.

Звонит сотовый. Это Жас. Вчера она удостоилась всего лишь сообщения: "Не ищи меня".

Запасы ее терпения были истощены ночью.

— Алло, — отвечаю устало.

— Какого… "алло"?! Ты в своем уме? Ну, ладно ночью! Но сейчас обед, Даниэла! Обед! А у меня сердечный приступ! — она права. Так нельзя делать.

Но вчера я не знала, куда броситься, чтобы исправить то, что натворила.

И мне кажется, исправляя, я сделала еще хуже.

Всхлипываю.

— Я с мужчиной…

— Тебе обидели? — Жас сразу же откидывает свои обиды, которые только что мне высказывала, и переходит к самому важному.

Я всхлипываю еще громче.

— Я сама себя обидела-а-а, — последнее слово срывается в громкое и горькое рыдание.

— Да что стряслось-то? — не выдерживает сестра и повышает голос.

Одновременно на пороге комнаты появляется Герман.

Он чем-то занят в телефоне. И спрашивает у меня на ходу:

— Дань, ты что хочешь из ресторана?

Привлеченный странными звуками, поднимает голову.

— Эй, ты чего? — подходит ближе и не понимает, что происходит.

— Даня! Где ты? Мы с Антоном сейчас за тобой придем, — слова сестры разлетаются по комнате.

— Можно? — спрашивает Герман, кивая на мой телефон.

Я давлюсь рыданиями и не могу разговаривать, поэтому киваю. Пусть он лучше с Жас поговорит, чем она поднимет на уши весь остров.

— Да. Это Герман Леднев. Даниэла у меня, — Жас что-то спрашивает, Герман отвечает, — Нет, ничего плохого с ней не случилось. Она просто расстроена.

Жас опять что-то говорит, но Герман также спокойно продолжает:

— И приходить не нужно. Мы сейчас сами придем. За её вещами.

Герман прощается, нажимает отбой. Смотрит на меня. Потом садится рядом, берет за руку.

Ладонь у него теплая и сухая, прикосновение чуть меня успокаивает. Я шмыгаю носом.

— Дань, почему ты плачешь?

Когда он задает этот вопрос, вот только тогда я понимаю причину своего раздрая.

— Потому что… Мне стра-шно-о. Я… С тобой… А вдруг ты… меня… об-б-би-дишь? — заикаюсь, пока говорю причину своей истерики. А последнее слово вообще получается с каким-то надрывным выдохом. Так, как у детей, когда они долго плачут.

Вот почему не хочу подпускать его к себе, вот почему чувствую сомнения и неуверенность. Я сделаю этот шаг навстречу, а он меня предаст, променяет на другую, сочтет недостойной…

— Ой, дурочка! — вздыхает мужчина.

Ну, спасибо, на этот раз хоть не дура.

Герман выковыривает меня из одеяла, сажает к себе на колени, прижимается губами к моему виску. И долго гладит по спине. Пока я не успокаиваюсь. И даже почти засыпаю.

— Дань, давай мы закажем еду. Ты сходишь в душ. А потом дойдем до твоей сестры, пока она сюда не заявилась. И Крыжевского не притащила.

— Да… Нужно успокоить Жасмин. ты прав. Ей нервничать нельзя.

— Почему?

— Она беременна.

— От Антона, что ли?

— Нет. От его сына.

— Так он же…

— Да. Жас очень переживала. Долго в