Елена Гайворонская - Круговой перекресток Страница 39

Зоя, или, как ее окрестила бойкая на язык Крис, Зайка, выросла в тихой интеллигентной еврейской семье, папа – врач-эндокринолог, мама – искусствовед. Она была единственным ребенком, в котором души не чаяли и всюду водили за ручку едва не до выпускного. Зайка не ездила на школьные турслеты, не ходила на диско и вечеринки, потому что хорошую девочку там могли подстеречь жуткие опасности. Зато знала наизусть все московские музеи, репертуары Большого и Малого театров и консерватории, понятия не имела, где находится ближайшая кафешка, танцпол или новый коммерческий магазин, в простонародье комок. Легко поддерживала беседу о полотнах импрессионистов или поэзии эпохи Возрождения, щебетала на английском и иврите, понятия не имела, как сварить магазинные пельмени. Немудрено, что Зайка выросла робким тепличным созданием, улыбчивым и незлобивым, впадающим в ступор при проявлениях обычного бытового хамства в метро или очередях и смущенно краснеющим при проявлениях внимания противоположного пола. В отличие от Дашки Зайка выросла с титулом маленькой принцессы и не испытывала комплексов по поводу своей внешности. Она прекрасно сознавала, что хороша собой, что ее роскошные эбеновые кудри и жгучие глаза с поволокой, высокая грудь, осиная талия и пышные бедра влекут и будоражат мужской пол. В маленькой комнатке, выходящей окнами в зеленый дворик старой Москвы, Зоя Вейсман терпеливо ожидала своего принца, который был отнюдь не сказочным фантомом, а существом вполне материальным: бывшим одноклассником Эдиком, эмигрировавшим с родителями в Штаты. Их школьный флирт превратился в роман в письмах, объему коих мог позавидовать старик Руссо с его нудным талмудом о Новой Элоизе. Зайка вечно таскала в сумке очередной зачитанный до дыр листок и мечтала, что однажды великий программист Эдик явится за ней на белом самолете и заберет с собой, в Штаты, в Европу, в Бермудский треугольник – все равно, лишь бы вместе, навсегда.

Крис слепили совсем из другого теста. Выпускница престижной французской спецшколы, Кристина Романенко была воплощением нового времени – раскрепощенной, бойкой, сексуальной. Она без стеснения обсуждала темы, которые многих вчерашних школьниц, воспитанных в соответствии со строгостями советского периода, повергали в краску. Рыжуха Крис не обладала исключительной внешностью – круглое лицо, вздернутый конопатый носик, вялый подбородок, но у нее была бездна обаяния плюс складная фигурка и чувство стиля. Ее папа занимал пост в райкоме, что позволило ему в перестроечную эпоху открыть совместное российско-французское предприятие. На вопрос, чем занимается папина фирма, Крис отвечала лаконично: «А черт ее знает!» И не лукавила. Папины дела Крис интересовали не более прошлогодней коллекции, тем более что родители были в разводе. Главным для Крис была возможность мотаться на распродажи в Париж и покупать потрясные брендовые шмотки по смешной цене. Мама Кристины работала администратором в модном косметическом салоне, туда еще в былые времена любила наведываться богема и номенклатура. После развода она не торопилась связывать себя узами брака, жила в свое удовольствие, периодически меняя щедрых любовников. Об этом Крис рассказывала нам с Зайкой, потягивая пиво и покуривая на кухне элегантно и дорого обставленной квартиры, которая в отсутствие матери полностью переходила в распоряжение дочери. В тот сырой мартовский вечер мама Крис, которую дочь называла просто Милой, «улетела в Сочи с очередным хахалем».

Мила настоятельно советовала Крис поступать в Мориса Тореза, но дочь после угарной вечеринки умудрилась проспать начало экзамена. Мать в ярости отхлестала Крис по щекам и позвонила бывшему мужу, чтобы рассказать, какая у него непутевая дочка, вся в папеньку. Папаша недолго думая связался с каким-то приятелем и заявил, что пристроит Крис в институт, но дальше та пусть на него не рассчитывает, либо учится, как все нормальные студентки, либо вылетает после первой сессии.

Вопреки кажущейся безалаберности, Крис не была пустышкой. Она много читала, прекрасно говорила на французском, похуже на английском, ее коньком была Франция. Крис обожала Гюго и Камю, увлекалась куртуазной поэзией и историей Великой французской революции. А еще она классно играла на гитаре и напевала с французским прононсом, томно растягивая слова.

– Не, я, конечно, на МГУ не рассчитывала. Да и на фига мне там париться? Туда одни ботаны занудные поступают. Но чтоб в такую дыру?! – возмущалась Крис.

– Да ладно тебе, нормальный институт, – вступалась я, уже успевшая полюбить обшарпанные стены, литературные диспуты на семинарах, кипящую бесшабашную студенческую жизнь и даже вредных преподов. – Главное не форма, а содержание. В другом месте ты бы не встретила нас.

– Верно, девчонки! – Крис порывисто нас обняла, едва не столкнула лбами, вскочила со стула. – Идемте, чё покажу!

Мы переместились в гостиную, удобно устроились на диване с обивкой под леопарда. Крис позвонила некоему Толику и попросила занести «кино». Через полминуты на пороге появился заросший, как орангутанг, ухмыляющийся тип в наколках на плечах, в нижней майке и трениках с лампасами, с массивным крестом на волосатой груди. Подмигнул:

– О, какие симпатичные девчонки. Познакомимся поближе?

Зайка от ужаса поперхнулась и закашлялась.

– Гы, детка, давай постучу. – Орангутанг сделал шаг, Зайка замахала руками, затрясла головой и отпрыгнула в другой конец комнаты.

– Чё такая пугливая у тя подружка, Крис? – прорычал тип. – Не нравлюсь? А тебе, лапуля? – Это уже предназначалось мне.

– Если честно, не очень, – хмыкнула я. – Крис, ты это хотела нам показать?! Очень интересно.

Крис моментально вытолкала типа за порог и вернулась, довольно помахивая видеокассетой.

– Сосед, – пояснила она. – Фарца. Может достать все на свете, были б бабки. Страшен, как сто чертей. Поэтому я с ним не сплю. Предпочитаю расплачиваться капустой.

– Ты ж сама постоянно в Париж мотаешься, – укорила переводящая дух Зайка. – На фига тебе такой крокодил?

– Есть нечто, что проще и безопаснее купить у Толика, – загадочно промолвила Крис. – Например, это.

Она включила большой навороченный телик, сунула кассету в видак, и на экране появились совокупляющиеся под аккомпанемент незатейливой мелодии мужчины и женщины. Мужчины потрясали внушительных размеров членами, заливали огромные груди и оттопыренные попки партнерш белой жидкостью. Дамочки заводили глаза и страстно стонали.

На миг мы потеряли дар речи. Я первый раз видела настоящее порно. Да что там, я и само мужское достоинство увидела впервые, от этого зрелища стало противно до тошноты. Такое же отвращение испытала я при первом поцелуе с Сухаревым. С поцелуями я как-то примирилась, бывало даже приятно, но не более. Желания «углубиться», перейти к более откровенным ласкам не возникало. Стоило пальцам очередного ухажера настойчиво заскользить по шее вниз, я дергалась, вымерзала, находила предлог прервать свидание, а впоследствии и знакомство. Неужели то же самое будет с сексом?