Юлия Климова - Гнездо для стрекозы Страница 4

– Не люблю волокиты, – произнесла Эдита Павловна и добавила: – Хочу, чтобы уже сегодня «Коричневый Париж» висел в моей спальне.

Я могла лишь выразить соболезнование тем, кто рискнет встать на пути бабушки. «Люди, остановитесь, сдайтесь без боя ― в вашу сторону движется тяжелая артиллерия!» Я машинально дотронулась до ожерелья и направилась к распахнутым воротам, но чем ближе подходила к тяжелым массивным дверям особняка, тем острее чувствовала непокой, объяснения которому не было. Такое случается, когда на тебя устремляется чей-то цепкий, пристальный взгляд… Я обернулась, но ничего подозрительного не заметила – кругом текла самая обыкновенная жизнь.

– Анастасия, не отставай, ― бодро поторопила Эдита Павловна. – Прекрасный день! Уже давно я не чувствовала себя так хорошо.

В просторном зале царила атмосфера размеренного покоя. Мягкие широкие стулья стояли в три ряда полукругом и освещались желтыми лампами люстры. Та висела слишком низко, и я сразу представила, как стукаюсь лбом о черные кованые загогулины, издавая досадное «ой!».

Мы прошли вперед, Эдита Павловна поздоровалась со своими знакомыми, я тоже произнесла вежливое «здравствуйте», повернула голову и… встретила колкий взгляд серых глаз… Клим Шелаев сидел в первом ряду с левого края и смотрел на нас.

«Привет, Анастасия. Давно не виделись».

«Добрый день…»

Мимолетное скрещение взглядов, строчки слов в голове… Я вздрогнула, тут же отругала себя за это, нахмурилась и сжала кулаки. Раз, два, три… Почему бы не досчитать до десяти (а лучше до ста), если поблизости оказывается Клим Шелаев? «Я – Ланье», – неожиданно напомнила я себе и мысленно усмехнулась. Да, я Ланье, но в данном случае это как раз и делает меня одним из кружков черно-белой мишени (хорошо, что не центральным, почетное место занимает Эдита Павловна).

«Да, добрый день, Клим. Я не скучала».

Белая рубашка с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами, черные брюки, начищенные ботинки, ленивая поза хищника… Теперь мой непокой имел вполне разумное объяснение – похоже, близость этого человека я уже начинала чувствовать кожей.

Клим Шелаев – враг семьи Ланье. От него не стоит ждать ничего хорошего. Сколько дуэлей уже состоялось между нами? Могу ли я считать себя победительницей хотя бы одной? «Клим Шелаев, Клим Шелаев, Клим Шелаев», – застучало в висках, но я проигнорировала этот стук, мужественно изобразила на лице равнодушие, кивнула и, не дожидаясь ответного приветствия, отвернулась. Сейчас на мне надето ожерелье Дома Ланье, а не кольцо-цветок – «подарок» Шелаева, и я могу позволить себе куда больше уверенности, чем на вечере «Браво-Бис». Мы танцевали, мои руки и сейчас помнят, какими каменными были его плечи… «Ну, Анастасия, смелее, что у нас нынче на кону?» Голос уверенный и насмешливый, сила в руках и каждом движении. Но я теперь далеко, потому что больше никакие сделки меня с этим человеком не связывают. И не будут связывать. Никогда.

– Здесь Клим? – Эдита Павловна тоже кивнула Шелаеву. – Его редко встретишь на аукционах, хотя картины Клим любит… Или нет? Хотела бы я заглянуть в его душу хотя бы раз. ― Бабушка прищурилась, покачала головой и поплыла к первому ряду стульев. ― Картины, женщины, риск… Весь набор страстей. Интересно, на что нацелен интерес Клима сегодня? Если он здесь, значит, хочет что-то купить.

«Коричневый Париж» – ударила в голове молния, а затем вдобавок прогремел отдаленный гром:

– Он наверняка хочет купить картину Тафта…

Я резко повернула голову в сторону Шелаева, но он не смотрел на нас, спокойно, со сдержанной улыбкой Клим разговаривал с рядом сидящим мужчиной. Если он и собирался вступить в бой с Эдитой Павловной, нельзя было сказать, что это его беспокоило (или Шелаев не догадывался о предстоящей битве?).

«Может, он приехал купить какой-нибудь натюрморт», ― нарочно предположила я, борясь с настойчивым предчувствием. Тарелка с грушами, яблоко, вазочка с цветами на втором плане… Почему бы и нет? Клим Шелаев и натюрморт… Мои губы дрогнули, и я сдержала улыбку – это все равно что представить мафиози, покупающего белого пушистого кролика.

«Но откуда бы он узнал, что Эдита Павловна мечтает заполучить «Коричневый Париж»? Это невозможно», – я дернула плечом и, прогоняя мысли прочь, принялась рассматривать зал. Тяжелые бархатные шторы, паркет, золотые вензеля…

«На предварительной выставке достаточно заметить особый интерес Эдиты Павловны к той или иной картине…»

Уютные диваны вдоль стен, столик в углу на изогнутой ножке, пейзаж ближе к двери…

«Нина Филипповна наверняка оформляла приглашения на аукцион и задавала вопросы о «Коричневом Париже», нужно было лишь получить эту информацию и сопоставить…»

В голову полезли дурацкие мысли, и мне пришлось остановить свое воображение. Разве не может человек прийти на аукцион просто так? И почему его обязательно должны интересовать городские мотивы?

– Совершенно нечем дышать, – недовольно произнесла Эдита Павловна. – Пожалуйста, найди администратора и попроси включить кондиционеры посильнее. До начала еще двадцать минут, но все же лучше приехать раньше, чем опоздать…

Мне и самой хотелось глотнуть свежего воздуха, зал уже казался тесным и душным, а все потому, что взгляд Шелаева был вновь устремлен на меня. Клим точно говорил: «Я с радостью испорчу настроение твоей бабушке, Анастасия. И уж, конечно, вдвойне обрадуюсь, если испорчу настроение тебе».

«Нет, не выйдет, – упрямо подумала я и на всякий случай добавила: – Я теперь сильная и смелая. И… у меня есть Тим».

Покинув зал, я быстро отыскала администратора и передала ему просьбу Эдиты Павловны. Но обратно меня ноги не понесли, я подошла к огромному зеркалу (от потолка до пола) и стала смотреть на свое отражение. Высокая, худая… Одна из Ланье. Я автоматически сравнила себя с Валерией и в сто первый раз не нашла между нами никакого сходства. Она похожа на Кору – свою мать, а я на свою. Изумруды ожерелья сверкнули, по полу поползла тяжелая темная тень. Она росла и крепла, пока не превратилась в Клима Шелаева…

– Анастасия, рад тебя видеть. – Он подошел совсем близко и встал за моей спиной. Я высокая, но Шелаев гораздо выше… Я не шелохнулась, не развернулась, предпочитая смотреть на отражение, а не на него самого. – Знакомое ожерелье… – Клим усмехнулся. – Старуха совершенно права, символ Дома Ланье должна носить только ты.

– Его вполне может носить и Валерия, – назло ответила я, растягивая время, собирая силы.

– Не может, – Шелаев покачал головой, и его глаза хитро блеснули. – И ты это знаешь, Анастасия.

– Может.

Мое упрямство не знало границ. «Нелепый, ненужный разговор», – приободрила я себя, готовясь с абсолютным равнодушием отойти в сторону. К чему затягивать малоприятные разговоры, все пункты вежливости выполнены и… Но Клим взял меня за локоть, наклонил голову, нагло уставившись на мою шею.

– Врагов нужно любить, разве Эдита Павловна не говорила тебе об этом?

– Мне нужно идти. – Я проигнорировала дрожь в груди.

– Как поживает Нина?

– Хорошо…

– Я видел вчера Бриля, он выглядел счастливым.

Не нужно было обладать особым умом и редкостной сообразительностью, чтобы понять, куда клонит Шелаев.

– Просто замечательно, что у Льва Александровича тоже все хорошо.

– Я когда-нибудь увижу на твоем пальце мое кольцо? – резко сменив тему, тихо спросил Клим. – Оно тебе очень подходит.

– Никогда.

– И ни за что?

– И ни за что, – ответила я уже легко, с довольной улыбкой.

– Опять твое категоричное «никогда» и не менее категоричное «ни за что». – Клим засмеялся, наши взгляды встретились в зеркале. – Вот уж не думал тебя увидеть здесь…

Он врал и не собирался скрывать этого, я чуть приподняла подбородок и пожала плечами, мол, какая разница, о чем вы думаете или не думаете, Клим. Я бы хотела ответить колко, но вместо того дежурно начала:

– Меня ждет бабушка, приятно было…

– Поболтать? – подсказал Шелаев, и его улыбка стала шире. Затем она исчезла. – Как ты относишься к Парижу? Он бывает холодный, серый, мрачный, а бывает… коричневый. Не так ли, Анастасия?

Клим обжег мою шею дыханьем, однако по спине пополз холод. Мои подозрения оправдались, но не в этом было дело. «Я не должна его слушать, не должна… Он ничего не делает просто так… За каждым его словом тянется…» Я не успела додумать – Шелаев не собирался давать мне лишние секунды на своевременный побег.

– Я приехал сюда, чтобы купить картину Тафта «Коричневый Париж». Теперь ты все знаешь, дорогая Анастасия, – с удовольствием четко произнес Клим и отпустил мой локоть, который, наверное, уже распух от негодования и волнения.

– Мне это не интересно, – «равнодушно» ответила я, чувствуя, как ноги врастают в пол.

– Интересно, – поправил Клим. – А теперь еще и стало важным.