Андрей Марковский - Принцип неопределённости. роман Страница 4

– Вы забыли, что Мария ходит в школу. Всему, чему надо, её научат там, – холодно, как цитатой из формуляра, ответила тёща.

– Вот вечно с вами так, Зинаида Матвеевна! Какая школа научит жизни! И потом, это ведь моя дочь, а не ваша. Что вы её заперли в своей пенсионерской обыденности! Дайте ребёнку возможность другой опыт получить. Я могу её к себе домой забрать, хотя бы на время.

– Я помню, чья она дочь, – холодно парировала тёща. – Ещё я очень хорошо помню маму моей собственной внучки. А вот вы, похоже, забыли. И дома вас не бывает, вечно вы на работе. Что, ребёнок должен в одиночестве страдать? Кто её будет кормить и водить в школу – вы?

– Зря вы так, Зинаида Матвеевна. Мы с вами хоть и не родня, но всё же родственники, причём близкие, ближе только дети. Зачем вы …, – он попытался найти какое-нибудь лёгкое слово, но не смог. – Зачем так больно бьёте, Танечка при чём тут? И в школу летом Маша не ходит.

– Вы тоже, Кирилл, хороши, – немного смягчила тон тёща. – Вот я кручусь одна с внучкой, хотя мне уже не тридцать лет. Помру, как муж мой, что станете делать? Скажете тогда: вот тёща была жива, выручала, а теперь некому.

– Так можно про любого сказать. Хоть про меня.

– Про вас? Да вы молодой ещё какой! Как вы можете понять нас, стариков!

«Старухе» тёще недавно исполнилось шестьдесят три, и о состоянии Киры она, понятное дело, не догадывалась, он никогда на эту тему с ней не говорил. Поэтому ничего другого, как прекратить бесполезный разговор, не оставалось. С тёщей контакта издавна не получилось, с самого начала. Двадцать лет назад, когда Кира начал серьёзно ухаживать за Таней, её мать Зинаида Матвеевна служила большим начальником, целым районным руководителем образования, и потенциального зятя в Кирилле видеть не желала: приезжий из далёкой периферии, без кола – без двора, без работы («разве можно считать работой кривляние с гитарой на танцульках?» – её слова). Дочь, как она считала, была достойна гораздо большего, стабильности, положения, достатка, она не должна горбатиться за кусок хлеба, красивая ленинградская девочка, она будет опорой семьи и достойной матерью внуков.

Кира с Таней любили друг друга, но пожениться не могли целых два года: Таня уважала желание родителей. Это так называлось – родителей, хотя отец Тани, рабочий Кировского завода, Киру понимал, и за спиной будущей тёщи у них сложились очень хорошие отношения. В угоду своей жене он даже попытался устроить Кирилла, молодого тогда инженера, к себе на завод, подключил знакомых, но с оплатой труда в далёкие времена начала девяностых было туговато, работы по специальности на машзаводе радиоинженеру не нашлось, потому Кира придумал свой собственный мелкий бизнес – продажу разных радиодеталей и прочих причиндалов. Торговал оргтехникой, разнообразной компьютерной шелухой и запчастями, потом наступило время сотовой связи и телефонов, на этом он успел немного развиться, построил павильоны.

Однако извечная его привычка осторожничать не позволила большего: сотовый бум он упустил, проморгал резкое развитие сетевых торговцев, потом не стал рисковать с платёжными терминалами (тогда слишком много разных подозрительных жучков крутилось вокруг наличных денег), теперь возможности его мелкорозничной торговли подходили к логическому концу. Сказать, что он расстроился этому обстоятельству – будет неправдой, скорей он просто занял обычную для себя выжидающую позицию: что будет – то пусть будет. В конце концов, даже если бы он захотел чего-то затеять, здоровья на бурную деятельность осталось не так много.

2

Какое-то время спустя Кирилл очнулся и обнаружил, что всё так же сидит с телефонной трубкой за столом в кухне, он будто спал сидя, не закрывая глаз. Шум дождя за окном поутих, мелкие капли оставляли редкие отметины на лужах. Подумалось сквозь дрёму: надо шевелиться, хоть чуть-чуть разогнать кровь. Уборку что ли сделать – окинул он взглядом запущенное пространство кухни, заляпанные пальцами панели шкафов, забрызганный жиром кафель возле плиты, сбившаяся к плинтусам клубками пыль, – но вместо этого заполнил посудой и включил посудомойку. «Пойду-ка я лучше в магазин прокачусь, всё равно нужно закупаться на следующую неделю. Ванька уже почти взрослый, нормально справляется с домашним хозяйством, хлеб-молоко и прочую мелочь покупает сам, когда надо. А вот глобально – надо бы запастись. Пока езжу, с работы обязательно кто-нибудь позвонит, уж привыкли, чуть что – сразу мне. Приучил, сам приучил», – предательски промелькнула давно известная ему истина.

Он нацепил на себя свою дежурную одежду – джинсы и рубашку навыпуск, – в которой ходил практически ежедневно, не обращая внимания на праздники и выходные, спустился во двор, сел в машину и запустил двигатель. Он стоял с полной тележкой в очереди около кассы, когда сбоку в него с грохотом въехала другая тележка с продуктами.

– Здорово, Кей-Кей! – кто-то окликнул его давно забытым студенческим прозвищем.

Оказалось, столкновение устроил его старинный друг Саша, которого иначе, как Шуркой, не звали. Шурка – его самый первый институтский знакомый, ставший близким другом. Притом он вообще был первым коренным питерским, с кем Кирилл познакомился на первом же вступительном экзамене, – они оказались соседями на сочинении и проверяли писанину друг друга на ошибки. Потом вместе учились, вместе ездили на картошку, однажды в стройотряд. Когда завертелась музыка, их институтский ансамбль, Шура стал самым ярым поклонником и биографом, знал все варианты песен, хранил все записи. Иногда мотался с ребятами по концертам в разные города. Они обнялись, искренне обрадовавшись друг другу. Шурка от избытка чувств норовил ещё и поцеловать Киру, что в глазах окружающих должно было выглядеть вопиющим, запрещённым Госдумой гейством.

– Шурка, привет, лысый чёрт! Когда мы с тобой последний раз виделись, весной? Ты как? Переделал все свои дела?

– Всё нормально. Обошлось. Дочке свадьбу в июне отгуляли. Ты же не соизволил явиться, так я тебе напоминаю. – Шура женился рано, ещё студентом, так что дочери его было уже… Кирилл, к своему стыду, точно не помнил, какого именно она возраста.

– Ну не укоряй лишний раз, я никак не мог! Прости гада! Сколько ей уже?

– Двадцать три. С половиной.

– Совсем взрослая деваха. А зятёк тебе как, ничего хоть парень?

– Да вроде ничего, разберутся. Он постарше, так что мозги кое-какие уже есть, а понтов лишних нет, что хорошо. Слушай, на ходу не поговоришь, к тому же за тобой должок со свадьбы. Какие у тебя сегодня планы?

– Ничего особенного. Работа – это как всегда. Ещё обещал младшей зоопарк, но погода сам видишь какая.

– К чёрту работу по выходным! Давай метнёмся ко мне, продукты Лильке оставлю, машину брошу – и на твоей к тебе. Не против?

– Давай, – не совсем искренне согласился с предложением друга Кирилл. Шуркино предложение явно означало совместную выпивку, а выпивать не хотелось. Но и отказаться показалось ему неприличным.

– Закуски у нас полно, две телеги. Сейчас я быстро сбегаю и бутылку возьму, пока ты в очереди стоишь. Нашей. Какую? Ноль-семь?

– Нет, бери поллитровку. Мне – сто грамм, остальное тебе. Я чего-то неважно себя чувствую.

– Ну так вот, как раз полечишься.

– Универсальное лекарство сегодня не поможет, поломка не та.

– Замётано. Может, тогда клей прихватить или паяльник?

– Зачем клей?

– Тебя починим заодно. Что у тебя сломалось?

Смех во все времена действовал исцеляюще, Кира немедленно приободрился. Машин по случаю субботы сегодня на дорогах мало и пробки не возникали, через полчаса друзья уже входили в квартиру Кирилла на Васильевском острове.

– Шура, ты проходи лучше сразу на кухню, а то у меня в квартире бардак. Видимо, приближаюсь к такому возрасту, когда не ты находишь место вещам, а когда они сами находят себе место. Я сейчас руки сполосну и быстро покрошу, чего мы на закусь накупили.

– Женщину тебе надо, она быстро порядок наведёт. Они это умеют – сроду ничего не найдёшь после их уборки, – засмеялся Шурка. – Ты не суетись, сегодня спешить некуда. Как ты думаешь, водку в морозильник засунуть или просто в холодильник положить?

– Давай в морозилку.

– Сначала по чуточке нальём, для аппетита.

– Тёплая же, противная!

– Я гляжу, у тебя «Кола» в холодильнике стоит, давай первую по-молодежному разбавим, а? И похолоднее станет. Ну, за встречу! … Фу ты… Порядочная гадость получается! Что, сейчас так и пьют?

– Пьют, Шура. Мучаются и пьют. Пьют и мучаются. Всё подряд пьют. Не только тёплую водку без закуски. Страна такая.

– В наше время, помнишь, когда «Пепси» удавалось купить, мы ею запивали, но никогда не смешивали, – вспомнил студенчество Шурка. – Мы тогда были просвещённые, даже в советском кино показывали, что нельзя портвейн с водкой мешать. «А он говорит: коктейль-коктейль», – друг повторил фразу из старого кино, попытавшись сымитировать голос артиста Леонова.