Андрей Писателев - Будущее, которого нет… Страница 4

– Не бойся, он сигнальный…. – Но мальчик также вопросительно смотрел. – В том смысле, что он просто звуком стреляет. Надеюсь, я все правильно сделал, что отпугнул его? Это ведь не твой отец был?

– У меня нет отца…. – Выдавил из себя Маселкин сквозь сопли.

– Я сначала подумал, ты не хочешь в школу идти, прогуливаешь или еще что, но потом на всякий случай стрельнул, а тот раз – и убежал…. Пойдем, я тебя чаем согрею.

И он направился к своей хижине, которая виднелась вдали перпендикулярного заснеженного проезда, покрытого зарослями худых зимних веток. Он продолжал что-то рассказывать.

– …Вообще я не часто стреляю из него, он у меня так, на всякий случай, отвязанных злых собак пугать или еще что….

Маселкин перестал его слушать. На ярком прямоугольном светящемся щитке резко замигали все лампочки в предзнаменовании утра. Он отправился вслед за этим парнем. Не то, чтобы он сильно хотел чай, но это было намного лучше, чем мерзнуть на улице. Лампочки на ярком светящемся прямоугольнике потухли…. Будущее….

2

Все дорожки на подходе к дому были четко расчищены до самой земли и веерообразно посыпаны песком. Строгость и четкость движений была даже в походке парня, за которой Маселкин мог наблюдать со спины, следуя за ним. Но четкие и аккуратные дорожки привели их через сотню метров к старому обветшалому заросшему плющом забору, за которым был точно такой же дом. Калитка скрипнула, не от старости, а просто звуком приветствия единственному гостю за долгие годы. Маселкин с опаской оглядел двор на наличие собаки, но ничего не увидел, кроме зарослей и заснеженных, раскиданных повсюду дров.

– Не бойся, собаки у меня нет. – Сказал парень и открыл перед ним двери в дом рукой с перевернутыми на ней часами. – Заходи, а то холодно.

Он прошел через двор быстро, все еще не веря в отсутствие собаки, и детским прыжком шмыгнул в дом.

Внутри оказалось немного уютнее, чем снаружи. Простота комнат и мебели не бросалась в глаза – она являлась там хозяйкой, была своей особенно сформировавшейся частичкой, которая присутствовала во всем. В доме было очень чисто, поэтому Маселкин сразу же разулся, последовав примеру хозяина, но было неудобно проходить во внутрь дальше, чтобы не наследить. На его штанинах и коленях всюду висел грязный замерзший комками снег. Парень в телогрейке усмирил его приличие и пригласил пройти, мол, ничего страшного, чувствуй себя, как дома.

Маселкин сам не знал, почему он так сразу доверился этому парню, ни чуточку не боялся и чувствовал себя свободно с ним. В мыслях он окрестил его «солдатом» или каким-то военным, хотя по устройству двора этого нельзя было сказать. Он показался ему солдатом не только из-за военной телогрейки нараспашку и оружия, из которого тот стрелял, это чувство в нем возникло, когда он увидел дом изнутри. Тут было мало света, мало радости, мало мебели, всего два старых стула, стол и диван с кроватью и маленьким шкафом, небольшая кухня с деревянными скрипучими полами и металлическим старым чайником, из носика которого торчал черный свисток. Во всем этом чувствовалась не холостяцкая жизнь человека, а одинокое существование уединенного от шума военного уставника. Маселкин не мог это выразить словами, так как был только учеником третьего класса, он только чувствовал это. Как известно, одинокие люди очень добры и откровенны к тем, кому помогли по своей доброй воле.

Мальчик вынул из портфеля грязное зеркало с ручкой, половинка отражающего свойства которого отсутствовала после неровного диагонального раскола. Он стал разглядывать свое грязное засопливленное лицо. В правой верхней части лба была засохшая струйка крови, произрастающая из шишки.

– Туалет там, – сказал солдат, – можешь умыться, пока я заварю чай.

– Только положи больше сахара, пожалуйста.

Солдат слегка улыбнулся, вспоминая свое сахарное пристрастие в детстве. Он подкинул дров больше обычного в печку, и чайник закипел очень быстро, засвистев своим черным свистком от пламенных потрескиваний плиты.

Они сидели на скрипучих стульях за столом и отогревались, не говоря ни слова, производя лишь диалог своими жадными отсербываниями из горячих чашек. Мальчик сидел ближе к огню в одних подштанниках, а его брюки висели на веревке и шипяще оттаивали на раскаленную печку. В доме стало тепло и даже немного разморило в сон. Казалось, за окном был все тот же день того же числа, той же зимы. Время будто остановилось…. Наконец, солдат начал разговор в чувстве застывшей бесконечности:

– Как тебя сюда занесло-то? Тут людей и на машине не часто встретишь, только мусор вывозят, а ты тут пешком.

– Да, я из города пришел, ну тот, что видно с холма.

– Ты заблудился, или еще что?

– Нет. У меня и учебник географии с картами с собой, так что я не заблужусь. Мне еще долго идти.

– В школу?

– Да нет же. Я…, я кое-что искал…. Просто вышел и пошел на свет и пришел сюда. Оно, наверное, еще дальше…. Ну, то, что мне нужно. Тогда я немного отдохну и пойду. – Он поудобнее облокотился на спинку стула, закинув свои ноги на край сиденья.

– …. Значит, ты ушел из дома? – Мальчик кивнул ему согласием, не отрывая чашку от губ. – Знаешь, я ведь тоже… когда-то знал парня, который хотел так сделать и отправиться на поиски…., на поиски себя. Его звали Коля….

Он учился в обычной школе на окраине промышленного города, окна которой все время были обсажены пылью от выхлопов завода, расположенного прямо через загрязненный ставок. Из окон школы открывался вид на этот завод, и школьники представляли себя в роли рабочих этого металлического гиганта в будущем, а рабочие завода, из которого открывался вид на школу, с грустью вспоминали себя школьниками, представляющими себя рабочими завода.

Все было зациклено в этом маленьком районе на окраине города. Люди думали циклично, работали на одних и тех же местах, после своих родителей, жили в тех же домах, не строя новых. Можно было с легкостью предсказать будущее каждого жителя района, каждого школьника, каждого младенца, каждого будущего ребенка. Исключением из этого круговорота, наверное, был Коля, который возвращался из школы домой, разозленный на всех своих одноклассников и на самого себя.

– «Не понравилось» им, видите ли! «Не то!», «Не смешно!», «По телевизору увидел и записал или в газете, где прочитал!» или еще что. – Злостно произносило его воспоминание все то, что услышал он сам. – Подумаешь. Что они понимают? Буду я еще им свои рассказы читать, конечно! Не дождетесь! Да я такой рассказ напишу, что вы все еще пожалеете, что так говорили! Ну, ничего….

Коля вовсе не был самолюбивым человеком, ну, разве только чуточку, как и каждый из нас. Просто он очень расстроился из-за того, что его рассказ никто не оценил. Для него это было не просто хобби или увлечение, которое зародилось из блужданий по разбушевавшемуся воображению. Это все больше и больше становилось частью его существования. Он хотел создавать истории и чтобы людям они нравились. Если его просили рассказать какую-нибудь сказку, он тут же начинал ее выдумывать, взяв за основу, лишь один предмет. Когда в школе их просили написать сочинения на вольную тему без ограничений, то Коля исписал сорок восемь страниц своей тетради, без правок и зачеркиваний, включая обложку, которая была его единственным ограничением. Из-за нехватки бумаги, в конце своих завершенных сорока восьми листовых мыслей он поставил троеточие. Ему нравилось придумывать смешные случаи, якобы, из своей жизни, чтобы повеселить ребят в компании. Нравилось додумывать недосказанные кем-то истории. Нравилось ехать в автобусе и под однотонный звук двигателя представлять себя где-то далеко, спасая жизнь раненному на войне солдату, защищая честь и достоинство нравившейся ему девушке, совершая какой-то поступок, который струсили сделать другие. В общем, нравилось ему воображать и все!

От школы до дома было вовсе не далеко. За десять лет обучения он знал точное расстояние и время до секунд, ровное количество шагов и приблизительный список встречных прохожих утром и после школы на этом полюбившемся ему отрезочке.

Дома еще никого не было. Обычно в такое время возвращается мама, но она видимо задерживалась, покупая что-нибудь особенное к сегодняшней беседе. Им предстояло решить, что же Коле делать дальше, где учиться и куда бы он хотел поступать. Мама, конечно же, уже все за него решила, посоветовавшись со своими коллегами по работе, папа не принимал в этом участия, но одобрял мамино решение. Это было неприятно, к тому же, все догадки были более чем очевидны. Свое мнение на этот счет Коля отложил до вечера, еще не зная, как его правильно изъяснить своим предкам.

Он кое-что затеял. Не осознавая того, что он делает, в ярком пылу негодования от мыслей о случившемся сегодня в школе, стал разжигать печку. Хотя уже была весна, и было тепло…. Сначала скомкал бумаги, потом положил на нее маленькие щепки, затем палки по больше, затем большие дрова. Его обида вспыхнула в печке ярким пламенем двойного листика в клеточку и прикрылась металлической створкой, а затем выдувалась открытым поддувалом в засмоленную трубу, давая понять соседям, что в доме кто-то есть. Холодный рассказ о Зиме горел очень жарко….