Диана Чемберлен - Любимые дети, или Моя чужая семья Страница 4

Делия повернулась и потянулась к моей руке:

– Я выйду здесь. Позвони, если понадобится. И держись.

– Хорошо, – прошептала я, вспомнив, как паршиво держалась в машине. В отличие от Делии. Это ей я обязана таким смехотворно малым сроком. Она сумела смягчить или вообще обезвредить кучу свидетельств против меня. Впереди меня ждали обязательные консультации, которые, полагаю, должны были выяснить, почему я сделала то, что сделала, чтобы больше никогда в жизни не повторить этого. Никто не сомневался, что пожар был моим первым и последним преступлением. Но я не хотела ни с кем говорить о мерзкой гребаной истории. И была уверена, что не нуждаюсь в этих консультациях. Но придется вытерпеть несколько сеансов у психотерапевта. А еще меня приговорили к трем сотням часов общественных работ. Так что пока никакого колледжа. И возмещение морального ущерба семьям, но ма выплачивала это деньгами из наследства, оставленного мне папочкой. Как можно заплатить семьям за мертвых детей?

Казалось бы, после года в тюрьме нам есть о чем поговорить, но в машине было тихо. Иногда столько нужно сказать, что не знаешь, откуда начать.

Пока я была в тюрьме, мама и дядя Маркус посещали меня дважды в месяц. Каждый раз они сидели рядом по другую сторону стола. Я знала, что дядя Маркус давно любит маму, и радовалась, что она перестала разыгрывать снежную королеву. Возможно, теперь они стали любовниками, но я не хотела копаться в их делах. Достаточно странно уже и то, что мать встречается с братом моего отца.

– Как Энди? – спросила я.

Мы с братом виделись примерно раз в месяц, достаточно, чтобы знать, что он за этот год подрос почти на дюйм, и теперь его рост – пять футов один дюйм. Зато мышцы немного накачались. Он занимался плаванием в Специальной Олимпийской команде в Уилмингтоне и обзавелся подружкой по имени Кимми. Я ее не знала, но очень нервничала из-за того, что кто-то, возможно, обидит моего брата, страдавшего врожденным алкогольным синдромом.

– Честно говоря, он всю ночь мучился от желудочного гриппа, – призналась мама.

– О нет!

Страшно было представить, как его рвало!

– Надеюсь, мы все не заразимся, – сказал дядя Маркус. – Особенно ты, Мэгс. Хорошенькое будет возвращение!

– Он сейчас один дома? – спросила я.

– Я оставила его у Сары. Придется заехать и забрать его.

Можно ли представить что-то более нелепое? Сара в роли няньки Энди, пока ма забирает меня из тюрьмы. Слова ма так и повисли в воздухе.

– Ты помирилась с Сарой? – спросила я наконец.

Мама вздохнула:

– Отношения немного улучшились, хотя слово «помирились» тут неуместно. Просто сегодня утром я не могла найти никого другого, а Энди было так плохо, что не хотелось оставлять его одного. Сара тоже была не в восторге. Но согласилась.

Ма стала выглядеть старше. Во время ее визитов я этого не замечала, но теперь видела, что кожа над глазами немного обвисла. Она коротко остригла темные волосы, и ей очень шла такая прическа. Вроде как даже круто. Наши волосы были одного цвета, но мои – жесткие и непокорные, как у папы. В тюрьме я связывала их в длинный хвост.

– Вряд ли между мной и Сарой когда-нибудь все станет как прежде, – сказала ма. – Но мы стараемся все забыть. По крайней мере, я стараюсь.

Я знала, что она говорит о романе Сары и моего отца, когда тот еще был женат на ма.

Оказалось, мой отец был еще и отцом Кита. Сюрприз, сюрприз. Хотя Энди этого не знал.

– Но она все еще расстроена, сама знаешь, – добавила ма.

Да, я знала. Расстроена из-за того, что при пожаре Кит получил ожоги. Я ее не виню. Я каждый раз плакала при мысли о том, что покалечила его.

– Я не зайду, когда мы остановимся, ладно?

Я не хотела видеть Сару и уж точно не желала видеть Кита.

– Вот и хорошо.

В голосе мамы прозвучало облегчение или это мое воображение разыгралось?

Мы въехали на подвесной мост через Береговой канал.

– Океан! – воскликнула я, глядя на горизонт. Вода была серо-голубой, потому что набежали тучи, но это так прекрасно! Я больше никогда не буду воспринимать жизнь на острове как должное.

Наш автомобиль был на мосту практически единственным. Хотя я обычно любила сентябрь на Топсейл-Айленд, когда большинство туристов разъезжается и он становится больше похожим на дом, отсутствие машин и людей вдруг заставило меня понять, что я буду выделяться. Будь здесь по-прежнему летние толпы, я смогла бы в них раствориться. А так я знаю всех, и все знают меня. Становилось плохо при мысли о девушке, которой я была год назад. Девушке, которая пряталась на Си-Тендер и вытворяла безумства ради любви. Которая вела тайную жизнь.

– Ма, – позвала я.

Она положила ладонь мне на руку:

– Что, милая?

– Сначала я буду доводить вас до точки. Потому что стану высказывать все, что думаю. Нужно, чтобы кто-то отрезвлял меня, если в голову придут очередные безумные идеи.

– Можешь говорить мне все, что пожелаешь, – ответила она.

– Помни, Мэгс… – Дядя Маркус глянул на меня в зеркало заднего вида. – У тебя будет психотерапевт. Можешь быть с ней абсолютно откровенной.

Мы въехали в трейлерный парк, и я пригнулась, когда дядя Маркус остановился перед сдвоенным трейлером Уэстонов цвета поблекшего золота.

– Я останусь с Мэгс, – решил дядя Маркус.

– Я на минуту, – сказала ма, выходя из машины.

Дядя Маркус с улыбкой обернулся ко мне:

– Все будет хорошо.

Его каштановые волосы были пострижены очень коротко. Короче, чем раньше… и эти удивительно синие глаза, которые я любила всю жизнь. Он – один из лучших людей на свете. Я верила, что он всегда будет на моей стороне. Что бы ни случилось. Что бы я ни выкинула.

При этой мысли в глазах защипало.

Я прикусила губу:

– Надеюсь, что так.

– Вот он идет.

Я выпрямилась и увидела, как брат сбегает по ступенькам маленького крыльца трейлера и мчится по песку. Он открыл заднюю дверь и бросился ко мне. Я, смеясь, поймала его.

– Тебя освободили! – закричал он.

– Да, медвежонок панда! – сказала я.

Он казался таким взрослым!

Я откинула с его лба густые волосы.

– Теперь ты от меня не отделаешься!

Ма села в машину, на этот раз впереди.

– С Сарой все в порядке? – спросил дядя Маркус.

– Ее не было.

– Ей пришлось пойти в магазин, – пояснил Энди.

– Я оставила записку, в которой поблагодарила ее.

Никто не сказал этого вслух, но я знала, почему не было Сары. Она хотела видеть меня не больше, чем я ее.

На алгебре Бриджет Хаммет сидела рядом со мной. СЛЕВА.

Это имело значение. Я не люблю, когда кто-то сидит слева от меня. На уроках я обычно стараюсь сесть к окну, чтобы никто не сидел слева. Но на первый урок алгебры я опоздал, и все места у окон были заняты.