Анна Волошина - Бабочка с золотыми крыльями Страница 4

Всего этого не было раньше. Ни стеклянного купола с названием городов, ни фонтанов, ни бронзовых коней, ни Ивана-царевича, ни ужасающих размеров лягушки, ни Старика с Золотой рыбкой. Алекс пытался представить, как выглядело место, где он теперь стоял, два десятилетия назад, но у него это получилось. Справа – Манеж, впереди красная кирпичная стена, а здесь, вот на этом самом месте? Как давно, оказывается, он не был в Москве. И какой незнакомой она стала. Обольстительная незнакомка, красивая женщина на улице – нарядная, очаровательная, манящая, но чужая.

Но есть, наверное, и в этом городе уголки, где все осталось, как прежде. Ну, если и не все, то хотя бы что-что. Во всяком случае, Алекс сильно на это надеялся.

А новая, незнакомая красота уже ускользала от него, мысли его были далеко отсюда. Он смотрел на высокую стройную девушку в нижнем ярусе, но видел не ее, а Анну. Такую же длинноногую и худенькую, светловолосую, зеленоглазую Анну, с узкой талией, холодной, немного язвительной улыбкой и неизменной сигаретой в тонких нервных пальцах. Неотвязные мысли и образы, когда-то близкие и родные, теперь ставшие чужими, мешали любоваться тем, что открывалось перед его взором. То, что было его настоящим, превратилось в прошлое, и он, как ни старался, не мог его забыть. Слишком близко еще отстояло от него это прошлое. Образ жены не покидал его память, как запах ее любимых духов еще не выветрился из шкафа, в котором больше не было ее вещей. Ничего удивительного, ведь прошло всего несколько месяцев с того дня, когда Анна, расставив все точки над i, собрала вещи и ушла из его квартиры. И из его жизни тоже. Но не из памяти.

Несколько месяцев – слишком короткий срок, недостаточный для того, чтобы прошлое навсегда растворилось в зыбкой дымке, покрылось тонкой патиной времени. Рана еще не успела затянуться и иногда напоминала о себе тупой болью в сердце и глухой тоской в душе.

Помимо воли перед его глазами вновь предстала картина: Анна и Лукас, обрывающие свой разговор, едва лишь он заходит в комнату. Улыбка на лице Анны мгновенно гаснет, лицо становится хмурым, неприветливым. Она опускает глаза, словно боясь встретиться с Алексом взглядом. Тонкие пальцы нервно теребят сигарету.

Впрочем, это его не удивило, он уже давно привык видеть ее такой. В последние месяцы их совместной жизни улыбка редко озаряла ее лицо. Во всяком случае, улыбка, обращенная к нему. Удивило другое: Лукас, всегда открытый и жизнерадостный, тоже спрятал глаза. Он казался растерянным, украдкой поглядывал на Алекса, словно пытался прочесть его мысли. Алексу вдруг захотелось сказать им что-то резкое, обидное, но вместо этого он с наигранной веселостью стал рассказывать о своей недавней поездке в Австрию. Лукас успокоился, даже заулыбался, однако лицо Анны так и осталось замкнутым и чужим.

Потом, позднее, он много раз вспоминал тот день. Он успел перехватить тогда ее взгляд, полный нежности и жгучей страсти. Взгляд, предназначенный не ему. Она никогда не смотрела на него так, даже в те времена, когда они еще только собирались пожениться.

Когда она сообщила ему, что уходит, он вдруг вспомнил все те мелочи, которых не замечал прежде. Или не хотел замечать? Вспомнилось, как однажды она быстро оборвала телефонный разговор, когда он вошел в комнату. На его спокойный вопрос: «Кто звонил?», она ответила почему-то смущенно, волнуясь: «Так, одна приятельница». А на Рождество, не объясняя причины, Анна отказалась ехать с ним к его отцу, который жил в небольшом городке к северу от Берлина со своей второй женой. Раньше они всегда приезжали туда на этот праздник вместе, что стало у них традицией, но теперь она сказала: «Извини, но мне что-то не хочется ехать. Передай отцу и его жене от меня привет». Отец был удивлен тем, что Анна, его общительная, веселая и умная невестка, с которой он так любил побалагурить за чашечкой чая, впервые за пять лет не приехала к ним на Рождество.

А потом Анна укатила кататься на лыжах в Гармиш, заявив, что хотела бы побыть одна. Алекс уважал ее желания, ему и в голову не пришло, что она может поехать туда с другим и втайне от него.

Теперь у него нет ни жены, ни друга. В доме пусто, так же как и в его душе. Сначала были сильная боль, ярость, злость, потом эти чувства стихли, уступив место тоске, накатывающей по вечерам. Днем тосковать некогда, днем нужно работать. А вот вечером, когда он остается в одиночестве… Но и это пройдет. Время лечит, как говорят в России. И это правда, оно и в самом деле лечит: когда много лет назад умерла мать, Алекс думал, что никогда не оправится от горя. Но прошли годы, и он, хотя и вспоминает ее довольно часто и все еще скучает по ней, уже не ощущает нестерпимой боли утраты.

Любил ли он Анну? Наверное, любил, иначе ему не было бы так больно. Конечно, за пять лет их чувства поостыли. Она часто упрекала его в том, что он уделяет ей мало внимания, а он оправдывался тем, что много работает. Он действительно трудился как вол, но ведь она сама мечтала о собственном доме. И о дальних путешествиях.

А может, она права? Может, он и в самом деле был невнимателен к ней, мало любил ее. Может, боль, которую он испытал, узнав о ее измене и предательстве Лукаса, – это боль оскорбленного самолюбия? Может, если бы она ушла к незнакомому человеку, а не к его другу, ему было бы легче? Тысячи семейных пар расстаются, неужели все они испытывают то, что ощущает сейчас он?

Близился вечер, но солнце как будто и не собиралось клониться к горизонту. Внизу шумели фонтаны, по аллеям сада прогуливались любознательные иностранные туристы, чинные неторопливые пенсионеры и размякшие от любви и летнего тепла юные парочки. Дети под присмотром родителей бегали по дорожкам, лизали мороженое, ели воздушную кукурузу из бумажных пакетов.

– Мама, почему тот дяденька такой грустный? – зазвенел совсем близко детский голосок. – Ему не купили мороженого?

Алекс повертел головой, пытаясь обнаружить рядом грустного дяденьку, но потом догадался, что реплика относится к нему.

– Тише, Дима, – зашикала на маленького мальчика смущенная мамаша и покосилась на Алекса. – Я же тебе говорила, нельзя приставать к взрослым.

Однако мальчик твердо решил выяснить, почему кто-то скучает, когда ему весело, и звонко спросил:

– Может, у него нет денег на мороженое?

– Дяденьки не любят мороженого, – улыбнувшись, сказал Алекс.

– А что они любят? – не отставал мальчик.

– Ясно что. Водку и пиво, – хихикнул слышавший этот диалог толстяк, явно приехавший в Москву с семейством из какого-нибудь Тамбова посмотреть на столичные достопримечательности. Нацелив фотокамеру на позировавшее поодаль семейство, дородную мамашу и двух худеньких дочек-подростков, мужчина проорал: – Улыбнулись… снимаю, – и добавил негромко, снова обращаясь к мальчику: – Когда подрастешь, малыш, тоже перестанешь любить мороженое. Будешь стрелять у мамки на пиво. И на девушек. Они тоже обожают пиво.