Наталия Миронина - Дочь мадам Бовари Страница 4

– В часовщики определим, – качала головой свекровь.

Через два года Лариса почувствовала безумную усталость. Она поняла, что вся ее жизнь состоит из трех частей – ребенок, работа (учеба) и оправдания. Последняя часть как-то стала перевешивать первые две – каждый свой шаг она должна была объяснять и растолковывать. Поначалу Лариса сдерживала себя, ей казалось, что домашние, особенно муж, имеют право знать о мотивах ее поступков – ведь они одна семья и обмен мыслями, настроениями очень важен. Однако Айвор выслушивал ее объяснения, как выслушивает сухой отчет начальник главка. Их семья распалась, как рассыпается песчаная горка, потихоньку осыпаясь, она становится все меньше, меньше, и наконец уже вот она совсем исчезла, превратившись в ровный тонкий, почти незаметный слой почвы. Их развела не измена, не грубость, не безденежье, не родственники – их развела недостаточная любовь друг к другу, а может, ее абсолютное отсутствие. О своем уходе, вернее переезде, Лариса сначала сообщила свекрови. Ей не хотелось некрасиво расставаться с этой мудрой женщиной.

– Подумай, у вас ребенок, – сказала ей обычные в таких ситуациях слова свекровь, но больше уговаривать не стала.

Переезд в квартиру родителей был радостным, как будто Лариса долго пробыла в чужих краях и теперь возвращалась домой. Мать, обеспокоенная происшедшими событиями и никак не сумевшая повлиять на решение дочери, настояла на том, чтобы Марите, их соседка по рижской квартире, помогала ей в воспитании малышки.

– Я позвоню Марите. Договорюсь, пусть тебе помогает с девочкой. Она мне помогала, я за тебя никогда не тревожилась. А деньги мы с отцом будем платить, переводами.

Прелестью Черного моря она не прониклась – ей не нравились шумные южные нравы, слепящее солнце и яркие краски. Сама морская вода, хоть и теплая, была какой-то ненастоящей, словно подогретой. Она сравнивала песчаный юрмальский берег, прохладный, комфортный, удобный для долгих пеших прогулок, море бодрое, которое позволяло быть активной, быстрой, и понимала, что ни за что на свете не уедет из Риги.

Когда наступило время прощаться, мама расплакалась и принялась уговаривать оставить девочку, но Лариса рассердилась. Предложение родителей она отвергла сразу же – ее семья отныне была она и маленькая дочка.

В тревожных раздумьях Лариса провела двое суток в поезде, а когда вышла на Рижском вокзале и вдохнула только этому городу присущий воздух – смесь угольного дыма, сосен, свежей зелени и чего-то еще пряного, кофейного, она поняла, что ее душа сроднилась с этим городом, немного мрачным, но уютным и стильным.

Здание редакции находилось в центре Риги, в той ее части, которая застраивалась в начале двадцатого века. Югендстиль, с его богатым растительным орнаментом, округлыми формами и ликами испуганных женщин, господствовал на этих улицах.

На зеленоватой кровле здания возвышалась огромная статуя женщины с луком и стрелами. На Диану-охотницу она похожа не была – слишком много морщин было на ее каменном лице, а потому упражнявшиеся в остроумии молодые сотрудники газеты между собой называли ее «Наша Илга». Илга Страуте, самая «старая» по возрасту и по стажу, работала редакционным секретарем, а также по совместительству швейцаром, надсмотрщиком и эскулапом. Только она знала рецепт напитка, состоящего из восьми ингредиентов, который приводил в себя самого запойного журналиста. Прибегали к ее услугам не слишком часто, но и не редко. Во всяком случае, когда мощный, плечистый силуэт в вечно бордовой водолазке возвышался над столом, на душе у главного редактора и ответственного секретаря было спокойно. Собственно, именно Илга Страуте встретила на пороге редакции новенькую сотрудницу Ларису Гуляеву в девять часов утра.

– Вам кто нужен? – Илга виртуозно переместила сигарету из правого угла рта в левый.

– Мне нужен ответственный секретарь, – Лариса попыталась войти в дверь.

– Приходите через два-три часа, – Илга стояла прочно, как Каменный гость.

– А что, рабочий день начинается в двенадцать часов? – Лариса сохраняла спокойствие, понимая, что мимо этой дамы проскочить невозможно.

– Нет, он начинается через час, но начальство сразу будет на планерке, ему будет не до вас.

– До меня! – Лариса теряла терпение. – Я новый сотрудник, буду работать в отделе информации.

– Почему я спрашиваю – обычно дамочки работают в отделе писем. – С этими словами женщина наконец отступила вглубь, и Лариса получила возможность войти.

Узкий длинный коридор был похож на беговую дорожку, не имеющую конца – после десятой двери коридор делал крутой поворот, приглашая посетителя, казалось, в другое измерение. Лариса помотала головой, пытаясь немного сосредоточиться – весь интерьер, несмотря на простоту, почти лаконичность, производил сюрреалистическое впечатление.

– Вам нужна вторая дверь налево, могу открыть, хотя в отделе никого пока нет. А ответственный секретарь сидит в самом конце…

– Я знаю, – Лариса нетерпеливо перебила тетку.

Перспектива торчать в этом полупустом, прокуренном здании не радовала. Она так спешила, так боялась опоздать, а оказалось, что сюда никто особенно не торопится.

Ее опыт общения с редакциями ограничивался скорыми визитами – Лариса сдавала в отдел рукопись и уходила. Она писала легко и интересно, поэтому печатали ее охотно. Теперь же Ларисе предстояло влиться в коллектив, состоящий из людей разных по возрасту, опыту и при этом весьма амбициозных и самолюбивых.

Принадлежность к этой профессии заставляла многих чувствовать свою исключительность. Как правило, все сотрудники редакции делились на два типа. Первые – это те, кто работу над несколькими строчками в завтрашнем номере считали архиважной, а добычу редкой информации сравнивали с деятельностью сотрудника внешней разведки. Этих можно было узнать по горящим глазам, таинственному, многозначительному виду, а также по готовности спорить абсолютно обо всем. Вторая часть была нетороплива в движениях, одета с тщательно продуманной небрежностью и с вечной снисходительной полуулыбкой на лице. Они ни о чем не спорили, никуда не спешили, а заметку в десять строк писали так, как продавец пишет «ушла на базу». В отличие от первых, вторые никакого особого творческого начала в этой работе не находили. Но всех их объединяло одно – стремление стать известными. Газета, которая живет один день, своих героев может посчитать по пальцам. Сутки прочь – и ничего не осталось от вчерашней известности, славы, успеха. Для пишущего человека выход один – написать роман, который останется в веках.

Лариса решила, что ждать здесь начала рабочего дня она не будет. Кивнув секретарю, она сказала: