Джин Стоун - Такая разная любовь Страница 4

— Да, от последнего я избавилась. И больше не хочу.

— Значит, ты все-таки послала своего Кролика Роджера[3].

Она улыбнулась:

— Баррет. Его звали Роджер Баррет.

Данни откинулся на спинку стула. Мэг чувствовала, что он буравит ее своим взглядом.

— Что-то я не пойму, Мэг. Господь тебя вроде ничем не обидел. Блестящий, удачливый адвокат. Очаровательная женщина. — Он подался вперед, улыбнулся и, понизив голос, проговорил: — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что ты писаная красавица? О, эти густые каштановые волосы, сексапильная улыбка Карли Саймон, эти длинные ножки… — Он тихо застонал, зажмурился и приложил руку к своей груди. — О, что за ножки!..

Мэг снова рассмеялась:

— Может, хватит, Данни?

Он выпрямился:

— Но я же не вру, и ты это прекрасно знаешь. И вот… ничего не понимаю! Почему ты никак не можешь расслабиться, Мэг? Расслабиться и влюбиться в кого-нибудь? Позволить этому человеку полюбить тебя?

Она обвела глазами погруженную в мягкий полумрак залу. В уютной обстановке проводили время улыбающиеся парочки, за каждым столиком была своя жизнь… Мэг не могла ответить сейчас на вопрос Данни, потому что этот самый вопрос во всей своей неразрешимости стоял перед ней уже много лет.

Мэг подняла на него глаза.

— Я пыталась, — сказала она. — Думала, что с Роджером все будет иначе. Решила про себя: «Все! На этот раз все будет по-другому». Но…

Поначалу Мэг всегда так думала. При встрече с каждым новым мужчиной. Но ни одному из них так и не удалось проникнуть в тот кокон, которым она обернула себя и все свои чувства после того, как рассталась со Стивеном Райли. Ни один человек, — ни один мужчина за пятнадцать с лишним лет! — так и не смог сравниться со Стивеном, который был ее первой любовью. Первой и единственной. А после него Мэг могла любить только свою работу, свою карьеру.

Она сморгнула слезы, прежде чем они успели навернуться на глаза.

— Мы с тобой разные, Данни. Тебе достаточно просто держать кого-нибудь в своих объятиях. В своей постели. Все равно кого. А лично мне уж лучше быть одной.

— Может, просто ты еще не встретила своего парня.

— Ты, наверно, удивишься, но кроме мужчин в жизни женщины есть многое другое.

— Слава? Состояние? Значит, это все, чего ты хотела?

— Я люблю много работать. А славу ненавижу, и ты это знаешь.

— Верно. Не любишь, когда тебя снимают, когда о тебе пишут в газетах. Ну, а деньги? Работа с Ларсоном и Баскомбом принесла тебе состояние. Неплохо, а?

Мэг не ответила.

— Не скромничай, крошка. Домик из бурого камня как раз и есть дворец твоей мечты, которая воплотилась в жизнь.

Ей представился Лохматый, развалившийся на подоконнике и поводящий своими желтыми глазами вдоль Восемьдесят второй улицы в ожидании возвращения хозяйки. Верный, любящий Лохматый. Так ли уж ему важно, богата она или бедна?

Образ кота испарился, а перед глазами Мэг возникли очертания маленькой грязной комнатушки. Той, в которой Мэг выросла…

— Деньги делают жизнь легче, Данни.

Он поднял свой бокал:

— В таком случае выпьем за деньги. Коронный тост всех скупердяев.

Хмыкнув, Мэг чокнулась с ним.

— За деньги, — эхом отозвалась она, тщетно пытаясь убедить в этом саму себя.

В следующее мгновение к их столу кто-то подошел.

— Мисс Купер?

Подняв глаза, Мэг увидела перед собой молодого человека с густой темной шевелюрой и карандашом «Pentax», болтавшимся на шнурке на шее.

— Джеми Холбрук. «Нью-Йорк Глоб». Как вы могли бы прокомментировать сегодняшнее решение суда?

Мэг перевела взгляд на Данни. Тот пожал плечами. Покачав головой, она сказала:

— Уйдите. Оставьте меня в покое.

Мэг вернулась домой в девятом часу. Данни предложил подвезти, но она отказалась, так как в душе ее поселилась некоторая неуверенность в себе. Если бы он проводил ее до дома, то, возможно, попросился бы зайти. Мэг боялась, что у нее не хватит решимости сказать «нет». А что вышло бы из всего этого… Ей было даже страшно подумать.

Она щелкнула выключателем, и мраморный холл залился ярким светом. Это несколько оживило обстановку и притупило чувство одиночества. Лохматый не вышел встречать хозяйку. Он никогда этого не делал. Словно всякий раз тем самым хотел сказать: «Ты оставила меня одного на весь день. А теперь попробуй-ка найди меня».

Мэг отыскала его в своем кабинете растянувшимся на кипе книг, составленных прямо на полу. Швырнув сумочку на стол, она нагнулась, чтобы приласкать кота.

Было время, когда Мэг нравилось жить одной. Тогда она только-только приехала в Нью-Йорк и считала, что ничего не может быть лучше, чем свернуться калачиком в своей маленькой квартирке и наслаждаться покоем. Мэг могла не выходить из этого состояния часами: сидя или лежа без книги, почти ни о чем не думая и лишь вкушая прелесть одиночества. Приглушенные расстоянием гудки машин за окном, шаги прохожих — все это говорило о той жизни, которая текла снаружи, в стороне от нее. В другом мире. А ее собственный мир был царством покоя, полной независимости и абсолютной свободы. Ни скандалов, ни поступков, за которые бывает потом стыдно…

Но по прошествии нескольких лет ее отношение к этому изменилось. Наблюдая за окружающими, за сослуживцами, знакомыми, просто незнакомыми людьми, которые гуляли, держась за руки, с другими незнакомыми людьми, Мэг со временем стала задаваться вопросом: что же происходит с ней самой?.. Почему она не может влюбиться снова? На этот раз в «того самого» мужчину?.. Почему не выйдет замуж, не народит детей, которые скрасят жизнь?.. Она смотрела на жизнь, которая кипела вокруг нее, заглядывала внутрь себя и постепенно то одиночество, которое прежде казалось блаженным, стало походить скорее на какой-то хронический недуг. И ее нечастые, к тому же неудачные попытки завязать отношения с мужчинами, как она считала, только усугубляли положение.

Едва она выпрямилась и скинула жакет, как в дверь позвонили. Мэг вздохнула. Неужели Данни все-таки проследил за ней до дома?

Но на пороге она увидела не Данни, а Эйвери.

— Ага, — проговорил он. — Значит, вот ты где.

Мэг кивнула. Седовласый, широкоплечий и высокий — шесть футов четыре дюйма — Ларсон прошел мимо нее в холл.

— Заходи, — запоздало пригласила она, прикрыла дверь и пошла за ним в кабинет.

Он снял кашемировое пальто и опустился на диван. Эйвери шел уже седьмой десяток, но выглядел он неплохо. Старик привык быть хозяином положения не только в зале суда, но и за его пределами.

— Не стану даже утруждать себя вопросом: почему ты так и не появилась на вечеринке у Холли? — проговорил он.