Анна Яковлева - Тоннель желаний Страница 4

Да, он стал жестче не только на работе, но и дома – опять-таки, что тут непонятного?

В доме три ба… пардон, женщины, женщины.

Таська не работает, ведет домашнее хозяйство (как ведет – другой вопрос), встречает мужа с работы.

Настене только шестнадцать – тоже не работает. Бабуле восемьдесят – уже не работает. Все сидят у него на шее. Нет, он не против, ему по силам их прокормить.

Егор улыбнулся Большой Медведице – все-таки чертовски приятно сознавать, что прокормить семью тебе по силам. И даже немного больше, чем прокормить…

Правда, попутно он установил по месту жительства свою полную, абсолютную, неограниченную власть.

Когда ехать в отпуск, когда делать ремонт в квартире, покупать шубу жене или не покупать, сколько тратить на питание, а сколько на развлечения – все это и многое другое решал он.

Вез жену к зубному, дочь – на теннис, бабушку – к сурдологу тоже он. В промежутках между переговорами и командировками ухитрялся что-то покупать всем троим. Есть время – заскочил в магазин, увидел, прикинул: ничего так себе. Заверните мне вот это пальтецо. Понравится Настене (Таське, бабуле) – будет носить с удовольствием. Не понравится – будет носить без удовольствия.

И здесь Егор находил себе оправдание.

В понимании Егора домашний тиран – это человек, у которого нет времени на ненужные препирательства и демагогию, это узурпатор поневоле.

Его время – это деньги.

Ну так и будьте готовы к тому, что от вас, дорогие мои ба… дамы, в ответ требуется послушание и готовность услужить. Тсс! Услышали щелчок? Это захлопнулась ловушка.

Хотите на волю – отвечайте за себя. Или найдите себе другого отца, мужа, внука, демократичного и тонко чувствующего.

Демократичный и тонкий не держится за власть, предпочитает сузить круг ответственности или вообще ни за что не отвечать, для чего делегирует полномочия домашним.

При демократе-муже жена пашет от звонка до звонка. Дочь начинает подрабатывать с четырнадцати лет в «Макдоналдсе» или в какой другой сети быстрого питания, а сын вырастает шалопаем, у которого на уме ночные клубы, гитара (компьютер, сноуборд, паркур, байк и т. д.) и девочки.

Если бы дурища Таисия дала себе труд вникнуть, что волюнтаризм – это способ экономить силы, не истерила бы.

От созерцания звездного неба мысли Егора постепенно перестали быть похожими на кардиограмму сердечника.

После армии (это были золотые девяностые) Егор скорешился с земляками-дальневосточниками и стал возить с Сахалина в Москву рыбу и красную икру.

Поначалу бизнес был пигмейским. Даже бизнесом не назовешь. Заработок был сезонным и не всегда верным – кидали по-черному. И не всегда умышленно, а по цепочке, потому что срабатывал принцип домино.

Многие ожесточались и подавались в братки – Егор знавал таких.

Почему сам не переметнулся? Трудно объяснить, хотя это был выход, это было легче и проще – переметнуться. Что удержало его на этом берегу? Наверное, Таисия, а потом они вместе – Таисия с Настеной.

Во всяком случае, одному кидале он отпустил грех из-за своих девчонок.

Отдал икру на реализацию партнеру, с которым ели-пили-отдыхали, вместе пуд соли съели.

Партнер оказался насквозь гнилым: слинял. Ни икры, ни денег.

Егор помнил день, когда приехал домой к этому козлине. Ехал – хотел порвать. Думал, задушит на пороге квартиры. Нажал на кнопку звонка и сжал кулаки, готовый уложить иуду на месте.

Открыла жена козлины.

Егор глянул на ее необъятное брюхо и полуторагодовалого младенца на руках – будто налетел с разбегу на стену.

– Где Игорь? – разлепил он сухой рот.

– Я не знаю, где он. – Беременная женщина дрожала всем телом, младенец поддерживал мать голосом.

Егору показалось, что он смотрит фильм про войну, эпизод «фрицы заняли село», где роль фрица досталась ему.

Игоря Завьялова он вычеркнет из своей жидкой записной книжки, чтобы больше никогда не вспоминать. И долг вычеркнет вместе с именем.

Девчонок тогда прокормил окорочками: кто-то из ребят подсказал адрес, где «ножки Буша» можно было взять почти за бесценок. Чем торговал, то и домой волок. Так и выкрутился.

Это в последнее время в его усталости появилась какая-то обреченность, а тогда адреналин бил фонтаном, был чем-то вроде заместительной терапии – никакая хворь не брала.

Сейчас, только чтобы избавиться от усталости, приходилось накатить граммов сто пятьдесят – от алкоголя ледяная глыба в груди становилась пористой, проседала и таяла. Егор чувствовал, как расслабляются мышцы, отпускают мысли.

Абсолютный монарх на короткое время покидал престол, как мальчишка у футбольного поля сбрасывает школьный ранец, так и он клал на трон жезл и скипетр, снимал корону и превращался в веселого и шумного шеф-повара.

Нажив седины и статусный животик – соцнакопления, как говаривал дед, – Егор готов был поделиться властью с домашними, только им это даром было не нужно. Они не хотели власти. Никакой.

Их устраивало все как есть. Они носили вещи, которые он покупал, ехали туда, куда он их вез, ели то, что он предпочитал.

Откинув голову на спинку кресла, Егор блуждал взглядом по небу, пока не почувствовал, как успокаиваются нервы, – звезды его всегда умиротворяли.

Прямо над головой в бездонном небе плавали Большая и Малая Медведицы – их Егор нашел без усилий. Потом дал себе задание посложней: найти созвездие Кассиопеи, Цефея и Лиры.

Цефей с Кассиопеей отыскались почти сразу, а вот Лира ускользала, и от этого Егор почувствовал обиду и без всякой логической связи снова вспомнил двух куриц – Светку и Наташку. С первого дня замужества Таисия пыталась навязать подружек в качестве придатка к самой себе.

– Они хорошие, – агитировала она мужа, – они добрые. Они беззлобные. Просто к ним нужно привыкнуть.

Как же, как же. Хорошие они… Когда спят. А когда бодрствуют, становятся злобными неудачницами. Привыкнешь к таким, как же. Можно привыкнуть к пираньям?

Избегая кислотных мыслей, Егор снова уставился в небо и попытался вспомнить, какая звезда болтается над ним: Вега или Полярная?

Кажется, Полярной оканчивается ручка ковша какой-то из Медведиц. Большой или Малой? Ага, вот она, Большая: семь звезд, и все одинаковые. Значит, у Малой.

Едва Егор добрался до ручки ковша Малой Медведицы, в прихожей раздался необычайно резкий по ночному времени звонок телефона.

Ответить на звонок было, как всегда, некому: бабуля еще в те времена, когда со слухом у нее был полный порядок, не подходила к аппарату принципиально, считая, что она, как старослужащий солдат, может себе позволить не делать лишних телодвижений.

Настена ест, пьет, моется в наушниках, к которым подключено все, что только можно подключить, и тоже игнорирует телефон. Оставались две боеспособные единицы – Егор и Таисия, но Таисия была при деле, выходило, что кроме Егора снять трубку некому.