Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь Страница 4

Доктор Дидье Кудер, очень занятой человек, специализировался на заболеваниях печени — благодатное поле деятельности в стране, где такие болезни встречаются в четыре раза чаще, чем в любом другом месте, ибо за привычку к веселой и беззаботной жизни приходится платить. Он обожал Еву, хотя и жалел, что у него нет сына. Впрочем, врачебная практика отнимала так много времени, что он не успевал следить за образованием дочери, предоставив это жене. После выходки Евы во время аэрошоу та решила подавить неуемный интерес дочери к окружающему миру и сочла необходимым запереть на ключ все книги в доме. Дидье Кудер не стал возражать.

Семья Кудер жила в прекрасном доме на улице Бюффон — красивейшей улице в самом сердце старого Дижона. Доктор Кудер не отличался старомодностью, однако, владея первым в городе автомобилем марки Лион-Бутон», он по-прежнему содержал выезд с двумя лошадьми, поэтому его жена Шанталь могла позволить себе разъезжать в великолепной темно-зеленой коляске, что она и делала со дня их свадьбы.

Шанталь Кудер, наследница огромного состояния, правила в своем доме твердой рукой. Задолго до того, как четырнадцатилетняя Ева стала объектом шокирующих слухов, ей строжайше возбранялось выходить одной. А уж после легкомысленной авантюры с воздушным шаром гувернантка позволяла Еве разве что выпить в полдень чашку шоколада с подругой, причем о встрече заранее договаривались обе матери. Еву сопровождали, когда она гуляла вместе с другими девушками в парке «Де ла Коломбьер» или в саду «Аркебуз». За нею бдительно присматривали во время редких партий в теннис. Еву не отпускали одну даже на исповедь в собор Сен-Бенинь, находящийся по соседству. Словом, девушку постоянно оберегали от опасных проявлений ее характера.

Как и большинство девушек ее класса, Ева жила в женской среде. Здесь считалось, что ей совсем не обязательно серьезно учиться в школе. Учителя приходили к Еве домой. В основном это были сестры-доминиканки, учившие ее правописанию, а также основам математики, истории и географии. Учителя танцев, музыки и рисования давали Еве уроки под неусыпным надзором мадемуазель Элен. Только уроки пения, которые вел почтенный месье Дютур — профессор консерватории, проходили вне дома на улице Бюффон.

Осенью 1912 года Шанталь Кудер, сидя в своем роскошном будуаре, освещенном газовыми рожками, обсуждала со своей сестрой за чашкой горячего шоколада бесконечные проблемы, связанные с дочерью. Баронесса Мари-Франс де Куртизо пожаловала в гости из Парижа.

Шанталь, как обычно, досадовала, почему Мари-Франс, чей брак был бездетным, считает себя столь авторитетной в вопросах воспитания Евы. К тому же она называла Еву «своей любимой племянницей», словно та оспаривала эту честь у толпы других претенденток. Конечно, Мари-Франс держится несколько заносчиво, что вполне естественно для дочери состоятельных буржуа, которая стала женой барона и вошла в аристократические круги. Ей было отчего занестись и проявлять высокомерие, однако завидный брак еще не делал ее знатоком в вопросах, которые может решать только мать, исходя из собственного опыта.

— Ты проявляешь излишнее беспокойство, дорогая Шанталь, — сказала баронесса, промокнув губы тонкой льняной салфеткой и поднеся ко рту ложечку взбитых сливок. — Ева — прекрасная девушка, и я уверена, что она переросла детские глупости.

— Мне бы очень хотелось разделять твою уверенность, но… Нам уже давно не известно, что творится у нее в голове, — со вздохом ответила Шанталь Кудер. — Разве наша мать знала, о чем мы думаем? У тебя короткая память, Мари-Франс.

— Ерунда! Мама относилась к нам чересчур строго, и, естественно, мы с ней ничем не делились… да и делиться-то было нечем!

— Я старалась воспитывать Еву точно так, как воспитывали нас с тобой.

— Шанталь, ты всерьез внушала Еве, что предназначение замужней женщины — выполнять пожелания и капризы мужа?! — спросила баронесса.

— Это все, что ей нужно знать. Разве этого недостаточно? Ты стала завзятой парижанкой, Мари-Франс.

Баронесса торопливо поднесла чашку к губам. Ее чопорная и не в меру щепетильная старшая сестра никогда не испытывала к ней особого почтения.

— Ты позволишь мне устроить бал в Париже в честь восемнадцатилетия Евы?

— Конечно, Мари-Франс. Но сначала мы дадим бал в Дижоне, иначе люди обидятся. Надо будет обязательно пригласить семьи Амио, Бушар, Шово…

— Говэ, Клерже, Куртуа, Моризо… Я сейчас уже могу перечислить всех, кто будет на этом балу, дорогая сестрица. Так и вижу лица всех этих новоиспеченных выпускников школы Святого Франциска Сальского, гордо поглаживающих первые усики. Потом начнется феерия зимних развлечений, какие только возможны в Дижоне. Бал Красного Креста! Бал Сен-Сир! А там и благотворительные базары, концерты и… поскольку Ева превосходно ездит верхом, приглашения на охоту в леса Шатильона! Ощущение безумной свободы! У девочки закружится голова от такого счастья!

— Смейся сколько хочешь, Мари-Франс. Многие девушки отдали бы все за такое будущее, — с чувством превосходства произнесла мадам Кудер. В конце концов, все-таки Ева ее дочь.

— Когда она придет? — спросила баронесса, взглянув в окно на темнеющее небо.

— С минуты на минуту. Мадемуазель Элен попросит профессора Дютура отпустить их сегодня пораньше, чтобы они вернулись домой до наступления сумерек.

— Он по-прежнему считает, что у Евы замечательный голос?

— Да. Но он пригодится ей исключительно для музыкальных вечеров в кругу семьи и собственного развлечения за фортепиано. Я сомневалась, не будут ли эти уроки напрасной тратой времени, но Дидье настоял, — проговорила мадам Кудер так, словно вышла замуж за деспота, Обе сестры нередко прибегали к такому тону, говоря о своих вышколенных мужьях.

— Тетя! — радостно вскрикнула Ева, врываясь в комнату. Пока она покрывала Мари-Франс горячими поцелуями, парижанка отметила про себя, что естественным краскам личика племянницы позавидовала бы любая модная кокотка и что отброшенные на спину густые кудрявые волосы Евы приобрели тот необыкновенный оттенок, который никогда не поблекнет, как это часто случается у рыжих и брюнеток. Такие блестящие ярко-золотистые волосы превратили бы и дурнушку в красавицу! А каковы глаза, похожие на пылающие угли!

Ева сильно выросла и была теперь на голову выше матери, заметила Мари-Франс. Ее наметанный глаз безошибочно уловил в племяннице привлекательную раскованность и бесшабашность. В юбке до щиколоток и простой блузке Ева была так грациозна, что скорее походила на молодую герцогиню, чем на шестнадцатилетнюю девчонку. Она просто обязана привезти Еву в Париж до восемнадцатилетия. Девочка модно оденется у Пакена, бальное платье они сошьют ей у Ворта, и Ева вполне может составить блестящую партию! Да, и даже лучшую, чем она сама. Определенно, этот бриллиант пропадет ни за что в чересчур консервативном обществе старомодного Дижона.