Кэтрин Уокер - Остановка в Венеции Страница 4

Комната, маленькая темная каморка в Венеции. Пришлось заново проводить рекогносцировку, перебрав в уме цепь событий, которая привела меня сюда: Энтони, поезд, пустынная платформа, катер, «Гритти», песня. Песня. Слезы. Вино натощак. Потом забылась рваным, но долгим сном. Насколько долгим? На часах половина восьмого. Неужели я проспала двенадцать часов? Такое ощущение, будто таблеток наглоталась.

Через щели в ставнях лился приглушенный и рассеянный утренний свет. Кажется, снова будет дождь. «Дождливый сентябрь». «Апрель в Париже». Куда подевался аккордеонист? За окном тишина. Сегодня никаких дразнилок. Несколько подавленная и сбитая с толку, я решила, что пора вставать и идти. Иначе жизнь погрузится в беспросветный мрак из-за этих бесконечных сумерек.

За администраторской стойкой в вестибюле сидел прежний красавчик, копия Гвидо. При виде меня он шумно возликовал.

— Синьорина, buona sera![4]

— Уже вечер?

— Не знаю, долго ли синьорина будет у нас гостить, но завтра я смогу переселить вас в замечательный номер. На canale. С видом! Si?[5]

— Да, спасибо! Сама не знаю, сколько пробуду, но было бы здорово. Я вам сообщу, наверное, завтра.

— Конечно, конечно. Вас все устраивает?

— Да, — с улыбкой ответила я, ощущая легкий подвох в нашем обмене репликами. — Мне нравится этот номер, очень спокойный.

— Да-да, вы правы. Очень спокойно. Несколько веков сплошного покоя.

— Можете отправить для меня этот факс?

— Да-да, конечно. В Верону? Вы хорошо знаете Верону?

— Совсем не знаю.

— Там чудесно.

— Не сомневаюсь.

— Вы на прогулку?

— Да, решила пройтись.

— Погода сегодня неважная. Принести вам оmbrello?[6]

— Да, спасибо, вы так любезны.

— Тонио! Un ombrello для синьорины! Синьорина, а карта у вас есть?

— Да, спасибо.

Карты у меня не было, но полной растяпой выглядеть не хотелось.

Ombrello прибыл, и я приняла его из рук обворожительного Тонио, сверкающего ослепительной улыбкой. Откуда только берутся эти итальянцы? А еще интересно, какими комментариями по поводу моей персоны обменяются Тонио и предупредительный администратор, когда я выйду. Но их внимание меня все же воодушевило. Помахав на прощание рукой, я шагнула за порог, под проливной дождь.

Путеводитель я нашла в ближайшем киоске с туристической литературой. Однако читать под шквальным ливнем было невозможно, поэтому я двинулась к площади Сан-Марко, втянув голову в плечи под напором дождя. Зайдя в одно из старинных кафе, я села за столик и уткнулась в книгу. Хотя сезон и подходил к концу, туристов было еще много, даже, несмотря на дождь. Судя по впечатляющим ценам, контингент «Флориана» не бедствовал, но выглядели все эти богатые туристы просто ужасно. Для меня американский стиль что-то вроде позорного клейма, а этим ничего — вполне довольны собой. Довольны-то довольны, но при всей своей шумной беззаботности прекрасно сознают, что обращают на себя внимание.

Хоть я и не промокла, спасибо Тонио и его ombrello, волосы от всепроникающей влажности все равно распушились, образовав над головой некрасивый ореол. Я убрала их в хвост на затылке, низко склонившись над своим кофе и книжкой. Хотелось бы надеяться, что никто не станет со мной заговаривать. Одета я была по-прежнему в черное — способ отгородиться от чересчур общительных соотечественников. Зря беспокоилась, меня совершенно не замечали. Очень непривычно, после того как поездишь в компании знаменитости, когда каждый встречный норовит тайком удостовериться, что перед ним действительно та самая звезда. Однажды во время трансатлантического перелета, когда Энтони удалился в уборную, ко мне подошла стюардесса и спросила, знаю ли я этого человека. «Нет, — ответила я, — совсем не знаю».

Голова отказывалась воспринимать весь тот обширный пласт истории, который пытался обрушить на меня путеводитель, а на душе было еще слишком муторно, тяжко и одиноко. Столкнуться с той же компанией соотечественников во Дворце дожей или в Академии не хотелось, и я упорно гнала от себя желание вернуться обратно в номер. Решила взять ombrello и все-таки пройтись. Забрести как можно дальше.

С площади я выбралась тем же путем, что и пришла, по узкому переулку. Дождь слегка стих, и можно было оглядеться. Я шла по торговой улице, которую помнила еще по предыдущему приезду, — здесь располагались самые изысканные лавочки с венецианским стеклом, бутики «Прада» и гостиница, где мы с Энтони ночевали позавчера. Бросив украдкой взгляд на ее вестибюль, я пошла дальше. Интересно, Гвидо сейчас там?

Улицы постепенно пустели, гуляющих становилось меньше, но я еще не вышла за пределы туристической зоны. Навстречу попадались собаки, серьезные и целеустремленные, в деловых ошейниках, словно шествующие на ответственное мероприятие. Свободные собаки. Я пересекала площади, переходила по мостам, протискивалась по узким улочкам и шла, шла. Дождь стихал. Я почувствовала, что выбираюсь из сетки истоптанных туристических маршрутов в подлинную жилую Венецию. Идя на голос высокого тенора, исполняющего упоительную арию, я забрела в узкий переулок к музыкальному магазину и добрых полчаса рылась в компакт-дисках. После изрядной доли сомнений я все-таки рассталась с некоторой суммой и купила Вивальди, которого слышала с улицы.

Выйдя наружу, я пустилась зарываться в дебри дальше, чувствуя прилив отваги и вдохновения. Дождь уже совсем прекратился, однако небо оставалось серым. Нет, цвета блеклой лаванды. Венецианский свет! Я чуть не заплясала от радости. Снова площади, плазы — хотя нет, они их здесь не так называют, — снова узкие улочки, и, наконец, передо мной по ту сторону сатро — так, кажется, по-итальянски будет «площадь» — выросло впечатляющее своими размерами здание у самой кромки воды, у Гранд-канала, а может, и нет, но что мне стоит дойти и проверить?

На фасаде красовалась огромная рекламная растяжка: «Мир Казановы».

Величественное отреставрированное старое здание, видимо, дворец, но помещением галереи больше напоминающее современный склад — просторное, не загроможденное, искусно разделенное перегородками и ширмами, универсальное выставочное пространство двадцатого века.

Я купила билет и принялась осматривать экспозицию. Организаторы явно собрали всех мыслимых и немыслимых свидетелей эпохи, в которую жил главный герой выставки. Веера, игральные карты, гребни для волос, миниатюры с изображением Венеции того времени, одежда, которую герой мог бы носить, туфли, кружева, ванны, женские портреты, гондола, табакерки, акварели, запечатлевшие его тюремную камеру, карты с планом его побега, его автографы, ранние издания, письма с упоминанием его имени и, разумеется, все известные его портреты — совершенно не похожие один на другой и не сказать чтобы неотразимые. План побега впечатлял. Абсолютно на первый взгляд невероятное предприятие.