Дженис Хадсон - Испытательный срок Страница 4

То, что девушка была его сотрудницей, а значит, по его неписаным правилам, на нее нельзя было обращать внимания как на женщину, ничего не меняло – от Сэмми как бы исходил молчаливый вызов.

И, как будто всего этого было мало, Саманта Карлмайкл, судя по всему, была любовницей Генри Эллиота.

2

Следующее утро ничем не отличалось от всех остальных. Как всегда, красный сигнал светофора на углу Пятидесятой и улицы Макартур зажегся как раз в тот самый момент, когда Сэмми приготовилась проехать перекресток. Ожидая, когда снова загорится зеленый свет, Сэмми поглаживала ладонью гладкую кожу своего нового портфеля. Генри подарил ей этот портфель чуть больше двух недель назад в честь назначения на новую должность.

Это было очень похоже на Генри – сделать ей один подарок в честь другого, ведь свою новую работу Сэмми считала не чем иным, как подарком. От Генри, от судьбы, от Господа Бога. Сэмми радовала не только возможность занять более высокое положение в фирме, но и солидная прибавка к зарплате – это позволит быстрее выплачивать долги!

Но что она будет делать теперь, без Генри? Он так верил в нее, все время старался приободрить, придать мужества. Сэмми сомневалась, действительно ли у нее есть все, чтобы справиться с новой работой без поддержки Генри. От Ника Эллиота поддержки ждать не приходится – это было более чем очевидно.

Как только на светофоре загорелась зеленая стрелка, Сэмми нажала на педаль газа. Несколько секунд машина не реагировала. Нет! О Боже, только не сейчас! Сзади послышались гудки. Сэмми снова надавила на педаль. Машина вздрогнула и медленно, словно нехотя, проехала перекресток.

Сэмми старалась не вспоминать вчерашний день и все же никак не могла забыть тяжелый, изучающий взгляд Ника Эллиота. Какие у него холодные голубые глаза! Словно две льдинки. Ни капли не похожи на серые смеющиеся глаза Генри.

Нет, никакой поддержки ждать от этого человека нечего. Скорее всего трудно будет добиться даже простого желания сотрудничать. Тем более теперь, когда Ник считает, что между Самантой и его отцом что-то происходит. А Генри сделал все, чтобы его сын решил именно так. Всю ночь Сэмми проворочалась без сна, пытаясь понять, зачем Генри понадобилось создавать у сына такое впечатление об их отношениях. Она так и не придумала никакого более или менее логичного объяснения. Генри и Ник вовсе не похожи были на отца и сына, характеры их были прямо противоположны друг другу. Что ж, возможно, Генри просто решил подразнить Ника.

Но какова бы ни была причина, Сэмми твердо намеревалась покончить с заблуждением Ника. Сэмми не знала причин давнего конфликта между ним и Генри, но она не собиралась давать втянуть себя в этот конфликт. Она пойдет к Нику и скажет ему… Скажет что? Что у нее нет романа с его отцом? Но тогда получится, что она оправдывается. Сэмми ведь могла и ошибиться, пытаясь предположить, что подумал о ней Ник. Хотя вряд ли. Но все-таки, если Сэмми ошиблась, она будет выглядеть полной идиоткой, когда придет к Нику и станет отрицать то, что даже не приходило ему в голову. Или, что еще хуже, у нее будет такой вид, словно она действительно виновата в том, что пришла отрицать.

Сэмми проехала мимо здания компании «Гольфстрим» – ближайших конкурентов «Эллиот эйр». Фирма, где работала Сэмми, была не настолько крупной, чтобы соперничать с настоящими гигантами авиационной промышленности, но вполне конкурентоспособной среди небольших компаний. Затем Сэмми проехала мимо охранников в воротах «Эллиот эйр». Теперь ей не надо было ставить машину сзади, за ангарами. У нее было свое место на стоянке прямо перед красным кирпичным зданием офиса «Эллиот эйр».

Нет, пожалуй, она не станет торопиться и оправдываться в том, в чем ее, возможно, и не думали обвинять. Она подождет и посмотрит, что будет дальше. Кто знает, может быть, Генри сам выяснил это недоразумение, когда она ушла вчера из больницы?

К тому же Сэмми знала только, что Генри намеренно ввел сына в заблуждение относительно их с Сэмми отношений. Но она не знала, даже не догадывалась, почему он так поступил. Может, у него были на это серьезные причины.

Сэмми заперла машину и поспешила к зданию. Ей хотелось скорее попасть с августовской жары в оснащенное кондиционерами помещение, где поддерживалась определенная температура и свежий воздух. Единственным минусом ее новой работы была необходимость носить колготки и деловой костюм, в которых было жарче и неудобнее, чем в джинсах и футболках, которые она обычно надевала, когда работала в цехе.

Но сама работа была как раз такой, какая требовалась Сэмми. Она давала все, о чем только можно мечтать: независимость, уверенность в завтрашнем дне, возможность проявить себя. А зарплата обеспечивала возможность расплатиться наконец по счетам Джима.

И, хотя ее кабинет все еще немного напоминал чулан, который находился здесь раньше, Сэмми не расстраивалась. Она посмотрела на сверкающую латунную табличку со своим именем, приделанную к двери, и улыбнулась. Кто бы мог подумать, что имя Саманты Карлмайкл украсит когда-нибудь дверь кабинета. Кто угодно, только не она сама.

«Видишь, Джим. Я стала человеком!»

Сэмми открыла дверь и зажгла свет. Без него в комнате было бы совсем темно – в чуланах, где хранят метлы и веники, обычно не делают окон. Но Сэмми все здесь нравилось. Хотя иногда она почти слышала саркастический смех Джима.

«Стала большой шишкой, да, Сэмми? Но тебе ведь не дали даже приличного кабинета. Здесь все еще пахнет жидкостью для мытья полов, которая стояла тут раньше».

Сэмми поставила портфель на стоящий рядом с письменным столом шкафчик с картотекой, выкрашенный в защитный цвет.

– Заткнись, Джим, – тихо сказала она. – По крайней мере я жива, чего о тебе не скажешь.

Поморщившись, Сэмми бросила взгляд через плечо, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет, а значит, никто не мог услышать, что она разговаривает сама с собой.

Сэмми напомнила себе, что пора перестать это делать. Перестать слышать голос Джима, участвовать в этих воображаемых разговорах. Вот уже три года, как Джим умер. Он больше не имел над ней той власти, которой обладал все то время, пока они были женаты.

В глубине души Сэмми понимала, что у Джима не было бы над ней никакой реальной власти, если бы сама она не позволила ему контролировать себя во всем. Но все это было в прошлом. Больше никто и никогда не сможет распоряжаться ее жизнью и ее чувствами – ни одной секунды. Теперь она сама зарабатывала на жизнь, сама о себе заботилась, сама принимала решения – в общем, принадлежала только себе. Все три года после смерти Джима она каждый день доказывала себе, что вполне способна с этим справиться.