Барбара Виктор - Мозаика судеб Страница 4

Паскаль посмотрел на часы:

– Теперь уже поздно что-то менять. Я должен присутствовать при вручении литературных премий в отеле «Лютеция». Я не могу туда не явиться. Кроме того, мне необходимо закончить статью, а тебе, как мы и договаривались, заснять для нее всех награжденных и почетных гостей.

– Я не могу, отправляйся без меня.

– Послушай, Габриэла, Пита теперь в любом случае не оживить – пойдешь ты со мной на коктейль или нет. Все остальное ты сможешь закончить позже. Завтра пронумеруешь пленки, кое-что проявишь…

– Это невозможно. Мне еще надо позвонить Кларе, предупредить издателей о том, что я улетаю. Я просто не в состоянии сейчас присутствовать на коктейле, у меня руки трясутся, я и камеру не удержу.

– Это в тебе говорит итальянская кровь. Нельзя давать волю эмоциям.

– Паскаль, я вышла замуж в девятнадцать. Мы почти двадцать лет прожили вместе. Пит – отец моего ребенка. Разве для того, чтобы посочувствовать горю, нужна итальянская кровь?

– Мне бы не хотелось показаться бестактным, но я что-то не припомню, чтобы он часто вспоминал о тебе… – Паскаль усмехнулся. – Или американцы способны исповедоваться только перед психоаналитиками?

– Одно могу сказать определенно, – наконец ответила она, – когда Дина перестала разговаривать со мной, он палец о палец не ударил, чтобы как-то смягчить наш разрыв…

– Пойми меня правильно, – сказать Паскаль, – я ни в чем не хочу обвинять Пита. Но давай задумаемся: если бы ты не оставила мужа, то, может, не было бы и конфликта с дочерью?

– Но ведь это было взаимное решение! Ведь не я же его бросила!

В гостиной на двух черных складных стульях кипами лежали журналы, пачки фотографий, сделанных на демонстрациях мод, валялись на софе, в углу, в раскрытом металлическом чемодане – коробочки из-под использованной пленки. Габриэла подошла к столу, пальцем едва коснулась снимка, на котором была изображена улыбающаяся молоденькая девушка.

– Она очень хорошенькая, разве нет? – повернувшись к Паскалю, спросила Габриэла. Потом вновь взглянула на фотографию – удивительно, но на лице дочери уживалась вся гамма человеческих чувств. Такое впечатление, что она одновременно и хмурилась, и улыбалась, выглядела печальной и веселой… Вот кончики губ чуть загнулись вниз, а в глазах смешливые огоньки. Очень хорошенькая!.. Совершенный овал лица, лучистые глаза, нежные щечки, крупный рот, прямой нос, на подбородке маленькая ямочка.

– Очень привлекательная, пышущая здоровьем девица, – согласился Паскаль. – Настоящий американский продукт. – Он о чем-то задумался и добавил: – Ну, не надо грустить, дорогая. Ты же знаешь, нет такого человека, который жил бы вечно.

– Между вечной жизнью и внезапной смертью на теннисном корте в сорок шесть лет большая разница.

– Он пожил в свое удовольствие.

– Он пожил слишком мало.

– Вы, американцы, всегда предпочитаете количество качеству.

С ним бесполезно было вступать в спор. Его иронический взгляд на жизнь, особенно на жизнь вне Франции, раньше очень импонировал ей. В начале их знакомства. До тех пор, пока не стало очевидно, как много он теряет без окружающей его бутафории. Без вечно торчащей из уголка рта сигареты Паскаль был самой заурядной личностью. Сигарета играла большую роль. С ней он выглядел этаким грубоватым литературным персонажем, который постоянно критиковал интеллект Габриэлы, вернее, намекал на полное его отсутствие. Сена, Лувр, Трокадеро – все служило ему декорацией для создания собственного образа. Она верила Паскалю, когда он говорил ей, что восхищаться, переживать и вообще выражать эмоции для женщины ее лет, а ей почти сорок, смешно.

– Почему ты все время нападаешь на Америку? – спросила она, забыв о том, что дала себе слово не вступать с ним в дискуссию.

– Ни на кого я не нападаю, просто я пытаюсь объяснить тебе, что смерть сама по себе не имеет границ, так же как, например, культура. Это может случиться с любым из нас, в любое время. – Он едва заметно улыбнулся. – Но зачем из-за этого пропускать званый коктейль? Будет очень жаль, если ты не пойдешь туда. Жизнь продолжается, ma cherie.

Она мельком глянула на него, потом заговорила о своем, словно не слыша последних слов Паскаля.

– Дина поставила не на ту лошадь, – сказала она, обращаясь более к себе, чем к нему.

– Что это значит? Это же не скачки, это просто жизнь и просто смерть.

– Разница невелика… – ответила Габриэла. – Пит сошел с дистанции задолго до финишной черты, и Дина потеряла свою ставку.

– Она потеряла многое, но выиграла главный приз, – сказал Паскаль.

– Какой приз? – удивилась Габриэла.

– Дело в том, что теперь Дина наследует все, чем владел Пит. Скоро она будет очень богатой восемнадцатилетней девицей.

– Она никогда не производила впечатление корыстолюбивой, расчетливой особы, охочей до денег. Ты говоришь глупости!.. – Габриэла встряхнула головой. – Кто мог предположить, что такое случится! Питер был здоровым мужчиной, заботился о себе, выглядел достаточно молодо. Нет, этого не может быть… Никто не мог предположить его скорой смерти…

– Почему же все-таки она осталась с ним?

– Чтобы оскорбить меня, причинить мне боль. Наказать, проучить… За что, сама не знаю. Два последних года я все пыталась понять причину ее поступка и до сих пор не могу найти разгадку.

– Ты сильно переживала?

– Даже не знаю, что тебе ответить, – задумчиво сказала Габриэла.

– Зачем тогда тебе ехать на похороны? – удивился Паскаль.

– Я должна быть рядом с Диной, потому что она сейчас страдает сильнее, чем я.

На мгновение перед ее мысленным взором возникло лицо дочери. Тот день, когда Дина заявила, что не желает жить с матерью. Время словно замкнулось на этом кадре. Надо стряхнуть наваждение!.. Но воспоминания сменяли друг друга, как в калейдоскопе… Испуг тринадцатилетней Дины, когда она поутру обнаружила, что ее простыни в крови, – они тогда решили, что этот день стоит отметить. Как же – девочка стала девушкой! Они тогда бродили по Центральному парку, мечтали о будущем, гадали, что же оно им готовит; обсуждали, что такое взрослая жизнь… Может, именно в тот день она чем-то обидела дочь? Кто это может знать?

Габриэла вспомнила тот день, когда Дине исполнилось шесть лет, она упала с трехколесного велосипеда и разбила нижнюю губу. Сильно разбила… Дело было в парке Вашингтона, и Габриэла на руках донесла дочь до пункта первой медицинской помощи, расположенного на Сен-Винсент.

«Нет, надо взять себя в руки, – подумала Габриэла. – Хватит мучить себя, изводить воспоминаниями…»

– По-моему, это типично для американских детей. Только им может прийти в голову сводить счеты с родителями именно таким способом, – заметил Паскаль. – В них не осталось ни капли уважения к авторитету старших…