Руфь Уолкер - Мара Страница 4

Когда начало светать, девочка решила пойти полем. Стояла осень, пшеницы была уже выше Мары, и девочка очутилась в волшебном золотистом царстве. Наконец она наткнулась на маленький ручеек и остановилась, чтобы поесть и напиться чистой прохладной воды. Она осторожно отломила небольшой кусочек хлеба — кто знает, удастся ли ей в ближайшее время стащить где-нибудь еды? А потом… потом она надеялась встретить каких-нибудь простых людей, которые приютили бы ее. Но не сейчас. Пока она была еще слишком близко от табора.

Она не сомневалась, что найдет себе приют. Мара была совсем не похожа на цыганку, и в таборе не раз этим пользовались — ведь Мара прекрасно сходила за ребенка гаджо. Светлокожая рыжеволосая девчушка с широко распахнутыми невинными глазами никак не вязалась в представлении гаджо с образом маленькой цыганки. И соплеменники Мары придумали отличный трюк. Она подходила к фермеру или его жене и заводила с ними разговор, отвлекая тем самым их внимание, покуда ее смуглокожие братья пробирались в дом и уносили из него столько, сколько позволяли им детские силы. Так что Мара была уверена: ей удастся разыграть перед четой фермеров роль брошенного родителями ребенка гаджо. И если повезет — быть может, эти люди даже пустят ее к себе в дом.

Гудели сбитые в кровь ноги, ныла исполосованная ремнем спина, и наконец Мара почувствовала, что больше идти не в силах. Девочка села на землю, откусила еще кусочек хлеба, а затем нарвала побольше пшеничных колосьев и устроила себе нечто вроде гнездышка, в котором и уснула, свернувшись калачиком.

Когда она открыла глаза, уже начало темнеть. Бледно-голубое небо заволокло дымчатыми тучами, сквозь которые виднелся еле заметный серп луны. Мара старалась идти как можно осторожнее: ведь всем известно, что в сумерки выходит на охоту чудовище Зеро, злой дух ночи, пожиратель людей; к тому же на дороге могли встретиться разбойники или злые собаки.

Неожиданно хлынул ливень, да такой, что всего за несколько секунд девочка вымокла до нитки. Ее длинная, слишком широкая юбка липла к босым ногам, а вода ручьями стекала с волос. Мара страшно жалела теперь, что не прихватила из дома теплую шерстяную материнскую шаль — хорошо хоть, что она додумалась повязать на голову ситцевый платочек.

Она прошла мимо большого темного молчаливого дома, за ним последовали еще два — и Мара поняла, что попала в какой-то город. Внезапно послышались мужские голоса. Мара в испуге огляделась по сторонам, ища, куда бы спрятаться. Голоса приближались. Девочка побежала назад и наткнулась на сооружение из влажной холодной материи. Она быстро сообразила, что это шатер, и заползла по мокрой земле внутрь.

В шатре царила кромешная тьма, но зато тут было сухо и тепло, гораздо теплее, чем на улице: сюда ведь не задувал ветер. Вдруг в глаза ей ударил яркий свет фонаря, и девочка с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Двое мужчин вошли в шатер; они разговаривали, стоя у входа. Мара замерла. Вдруг она заметила какое-то возвышение, покрытое куском холста, проскользнула под него и притаилась. Заметят они ее или не заметят? Схватят или не схватят?

Но никто не заметил ее, свет фонаря вскоре погас, а голоса, удаляясь, смолкли. Однако Мара все равно боялась пошевелиться. Еще несколько минут продрожала она, словно кролик, окруженный злыми гончими. Когда же наконец поняла, что опасность миновала, то со вздохом облегчения упала на землю, покрытую чем-то мягким, пахнущим деревом. «Это, должно быть, опилки», — решила девочка.

Она постаралась как можно лучше отжать свои мокрые вещички и съела еще малюсенький кусочек промокшего хлеба, оставив горбушку на потом. Ее мучила ужасная жажда, и теперь она мечтала, чтобы хоть капелька дождя закатилась ей в рот. Но сейчас уже поделать было ничего нельзя, и Мара, соорудив себе из опилок постельку, сжалась в клубок, чтобы было не так холодно, и подложила руки под щеку.

Каждый кусочек ее тела ныл от боли, страха, растерянности, обиды, усталости. Неужели настанет время, когда она не будет так одинока, когда никто не будет презирать ее за то, в чем она нисколько не повинна?! И станет ли ее жизнь лучше, даже если ее приютят гаджо? Этого она не знала, но очень надеялась, что найдется место, где ее полюбят, и была готова искать это место всю жизнь.

Мысли ее начали путаться, и Мара заснула.

Ее разбудили тусклые лучи света. Дождь все еще шел — не менее сильный, чем вчера. Но сквозь шум дождя Мара услышала голоса и вся съежилась от страха. Вскоре дождь, барабанивший по крыше шатра, начал смолкать, и Мара уже лучше могла различить голоса говоривших, но она не понимала ни единого слова. Она догадалась, что один из них, видимо, сказал что-то смешное, потому что в ответ остальные захохотали. Их разговор становился все громче. Кто-то принялся свистеть, да такая веселая вышла у него мелодия, что Мара невольно заулыбалась.

Страх чуть отступил, природное любопытство взяло верх, и Мара осторожно приподняла краешек холста, чтобы посмотреть, что же происходит вокруг нее.

Шатер оказался гораздо больше, чем она предполагала; пол весь был покрыт опилками — такими же, как те, на которых она спала ночью. Его обитатели — мужчины и женщины — были одеты в странные, плотно облегавшие тело костюмы, вроде тех, что однажды Мара видела сохнущими на солнышке у гаджо. Но чем дольше девочка смотрела на этих людей, тем шире открывались ее глаза. Несколько человек принялись друг за дружкой кувыркаться на ковре, а мужчина и женщина, оба одетые в черные блестящие костюмы, пошли по веревке, натянутой между двумя шестами. Другой мужчина взял сразу три стула, поднял их и, к величайшему изумлению Мары, один поставил себе на подбородок, а два других долго-долго держал на ладонях высоко над головой.

Тут наконец девочка, кажется, догадалась. Эти люди были вроде Марко, венгерского цыгана, женившегося на девушке из их табора. Его приняли в племя, потому что он был акробатом и приносил табору немало денег, развлекая приходящих поторговаться к ним на стоянку гаджо. Так, наверное, эти люди «развлекатели» — как Марко? Ей не раз приходилось слушать истории о нечистых венгерских цыганах, которые дружат с гаджо и иногда опускаются даже до того, чтобы жениться на них. Или, может быть, она попала к испанцам, что еще хуже?

Она внимательно рассматривала этих людей. Нет, на цыган они не были похожи. У некоторых были светлая кожа и голубые глаза. А один мужчина, игравший мускулами, имел волосы пшеничного цвета. Значит, они гаджо — быть может, те самые, что устраивают представления на ярмарках?