Сын губернатора - Ольга Рузанова Страница 4

- Она одна, а вас много, - говорю еле слышно, - так не делается…

- Слышь, сиротка, - хватает меня за грудки девица с короткой прической, и я узнаю в ней ту, которая вчера поставила мне подножку, - вали, пока тебе морду не начистили.

Я теряюсь и в шоке хлопаю глазами. Как такое возможно в престижном Вузе?!

В панике смотрю на Ингу, но она, потирая щеку, отводит взгляд.

- Чеши домой, колхозница, - вторит подруге еще одна фифа.

Мягко, но настойчиво снимаю с себя чужие руки и обращаюсь к Инге:

- Пойдем.

Она делает шаг по направлению ко мне, но ее тут же останавливают, дергают за куртку назад, отчего она заваливается на стоящую рядом машину.

Я инстинктивно бросаюсь ей на помощь и чувствую, как меня жестко откидывают назад. Капюшон с головы слетает, и чья-то рука вцепляется в мои волосы. Поскальзываюсь и падаю на спину, ударяясь копчиком об асфальт.

От боли на несколько мгновений теряю связь с реальностью. Как сквозь вату проникают в уши чухой смех и оскорбления, мгновенно поднимая во мне волну глухой ярости.

В голове обрывками проносятся кадры того, как били меня на второй день пребывания в детдоме. За то, что не захотела делиться личными вещами, привезенными мной из дома. Их не остановили ни слезы, ни мольбы. Били до тех пор, пока я не отключилась.

После того, как исчез последний синяк, я поклялась, что больше никогда не дам себя в обиду. Буду драться до последней капли крови, но ни за что не покажу больше никому своих слез.

Едва ко мне возвращается способность видеть и слышать, я хватаю обидчицу за ногу и резко дергаю ее на себя. Она оказывается к этому не готовой, нелепо размахивая руками, с грохотом, заваливается на спину.

Пользуясь моментом, быстро поднимаюсь и седлаю ее.

- Ах ты сучка! – выкрикивает стоящая позади меня блондинка, но трогать меня не трогает, - Ира, бей ее!

Ира, видимо, та, что сейчас лежит подо мной, начинает извиваться, и пытается схватить меня за волосы. У нее выходит, но и я не бездействую, тоже деру ее короткие волосы, одновременно уводя лицо от ее кулака.

Наша возня под комментарии подружек моей соперницы с переменным успехом продолжается несколько минут. У нее получается заехать мне по губам, в ответ я даю ей звонкую оплеуху.

- Бл@ть! Что здесь происходит?! – гремит на головой мужской голос.

Мы обе замираем, а уже в следующее мгновение кто-то хватает меня за шкирку и буквально отдирает от Иры. Она, грязно ругаясь, вся в грязи, поднимается на ноги.

- Я спрашиваю, что за хрень?!

- Ром, - прижав ладони в груди, начинает блондинка, - эта конченная напала на Иринку… Она неадекватная, надо в деканат жаловаться.

- Я напала?! – бросаюсь к стерве, но меня снова оттаскивают.

- Ты че, ущербная?.. Тебе жить надоело? – рычит блондин, тот самый, что стоял вчера рядом с Греховцевым.

Толкает меня в грудь, отчего я впечатываюсь в стоящую позади спортивную тачку.

От ужаса бросает в холодный пот. Этот парень не Ира, с ним мне точно не справиться.

- Ромаш, отпусти ее, - спокойно произносит невесть откуда взявшийся Грех.

Тот самый сын губернатора.

Меня небрежно отталкивают, после чего я, не теряя времени, поднимаю с земли свой рюкзак и быстро иду прочь.

- Руки не забудь помыть, - доносится до меня насмешливый голос Германа, - вдруг, она лишайная.

Глава 2.1

Весь вечер у меня уходит на то, чтобы привести себя и свою одежду в порядок. И если со мной все более или менее нормально, не считая ссадины в уголке губ, то мои единственные джинсы и толстовка в весьма плачевном состоянии. Мне требуется почти два часа, чтобы отстирать их.

Но и не это самое печальное.

На моем кроссовке снова оторвалась подошва. На этот раз навсегда. Именно этот факт становится последней каплей. Закрывшись в общей душевой, я расклеиваюсь. Сажусь на корточки в самый угол и, обхватив себя руками долго реву.

Нарушая обещания, данные самой себе, жалею себя и проклинаю тот день, когда родилась.

Зачем? Разве кто-то хотел этого? Радовался моему появлению на свет?

Нет!

Покойная тетка как-то по-пьяни рассказала, что мама аборт сделать хотела, но в нашей поликлинике как раз не было гинеколога, а денег, чтобы ехать в город, мама не нашла.

Дед тоже вечно ворчал, называя меня нахлебницей. Отец и вовсе обо мне не знает.

Теперь, может, никогда и не узнает. Если блондинка исполнит угрозу и нажалуется на меня в деканат, меня отчислят и выгонят из общаги.

Оборванкой я к нему на порог не заявлюсь.

На следующий день на подходе к универу меня нагоняет Инга. Какое-то время молча шагает рядом, а затем смущенно проговаривает:

- Короче, это… спасибо, конечно…

- Не за что, - буркаю под нос.

- Но я бы сама справилась…

- Ага, - скашиваю на нее взгляд, - я видела, как ты справлялась.

Вчера мне было искренне ее жаль, а сейчас она вызывает лишь глухое раздражение. Вела себя, как тряпка и даже не вступилась за меня.

- Да просто эта Ирка… она отмороженная, - оправдывается одногруппница, - шестерка Нечаевой.

- Кого?

- Нечаева с третьего курса… она тоже вчера была. Белобрысая.

- Ясно, - та, что жаловаться на меня обещала.

При мысли об этом от страха сводит живот.

Зайдя в аудиторию, привычно выбираю заднюю парту и, вытащив из рюкзака тетради, кладу голову на сложенные перед собой руки. Настроения нет, и на душе кошки скребут.

Преподаватель, Николай Степанович, приходит спустя пять минут после начала пары. Здоровается и