Екатерина Вильмонт - Мимолетности, или Подумаешь, бином Ньютона! Страница 4

– Леля, зачем ты позволяешь Фаине брать Леночку на руки?

– А в чем дело, Валя?

– Девочка в таком возрасте живет одна, без присмотра, мало ли чем может заразиться…

– Валя, что ты говоришь?

– Я врач, я знаю, что говорю, и я не хочу, чтобы Леночка…

Я задохнулась от обиды и ненависти.

– Я все слышала, мама. Не волнуйся, я больше никогда не переступлю порог этой квартиры! Никогда, слышишь! И вообще, забудь, что у тебя две дочери! Только одна!

Я выскочила на лестницу, вся дрожа. Мама побежала за мной, поняла, что Медуз переборщил.

– Фаина, девочка, не обращай внимания, это все ерунда…

– Нет, мама! Если ты захочешь меня видеть, приходи ко мне! Но одна!

Я сдержала слово. Больше никогда не переступила порог квартиры, где родилась. Через три года они эту квартиру продали и уехали жить в Финляндию. С тех пор я маму не видела. Выходя замуж, я позвонила ей и пригласила на свадьбу, но она не смогла приехать. Или не захотела, не знаю.

Так я взрослела. Одна. Хотя тепла и заботы мне хватало. Тетя Соня и дядя Юлик заменили мне родителей. В их тревогах обо мне не было и тени фальши. А Федяка и сейчас мой близкий друг.

Я жила одна и находила в этом известную прелесть. Подруг у меня было немного, школьные компании меня не увлекали, и вопреки предсказаниям Медуза я вовсе не стала малолетней шлюхой. Я любила читать и вполне естественно после школы подала документы в МГУ, на филфак, и поступила с первого раза без всякого блата, на романо-германское отделение. Я со страстью учила итальянский! Еще бы, ведь каждое лето у меня была возможность удивлять своими успехами отца и Карлотту.

– Придется тебя выдать замуж за итальянца, – смеясь, говорил отец.

– Ничего не имею против! Они веселые! И итальянскую кухню я обожаю.

Но замуж я вышла за русского парня. Его звали Максом, он был родом с Алтая, окончил Институт стали и сплавов, и мы поженились через две недели после знакомства. Я тогда училась на третьем курсе. Правда, мы не регистрировали наш брак, и Макс просто переехал ко мне. Тетя Соня и дядя Юлик, вопреки моим опасениям, не настаивали на официальном браке.

– Федь, – спросила я у кузена, – почему твои так легко согласились?

– Да не просто согласились, а до смерти обрадовались.

– Почему? – не поняла я.

– Потому что считают, что вряд ли вы долго продержитесь, а так Макса не надо прописывать к тебе, с квартирой проблем не будет, если разбежитесь.

Я тогда обиделась. Обиделась за Макса. И даже стала настаивать на том, чтобы пожениться. Но Макс только смеялся.

– Зачем, Фаинка? Разбежаться будет проще. Мне, дуре, казалось, что у нас неземная любовь, что у нас будут дети, а он думает, как бы нам разбежаться?

– По крайней мере он довольно бескорыстный малый, – заметила тетя Соня, когда я поделилась с ней своими разочарованиями. Я-то любила его… А он в самом деле через два года слинял. Просто в один прекрасный день я вернулась домой, а его и след простыл. Забрал все свои вещи и был таков. Даже записки не оставил.

Я долго не могла прийти в себя от горя и обиды. Уехала к отцу в Рим. Карлотта знакомила меня с какими-то молодыми людьми, но, видимо, было еще рано. Травма оказалась слишком глубокой. Я ни на кого не хотела смотреть, да и парни как-то шарахались от меня. Но тут случилась беда – отца ранили в одной из горячих точек, и мне стало не до любовных горестей. Его доставили в Рим, сделали операцию, и я с неистовой страстью принялась выхаживать его.

– Бамбина, да ты просто Юлия Вревская! – смеялся папа, хотя ему было не до смеха. Он четко осознавал, что с таким ранением вряд ли сможет вернуться к прежней работе. У него была прострелена нога, и так неудачно, что он навсегда остался хромым.

– Отбегался я, дочка! Но ничего, лорд Байрон тоже хромал!

– Ты будешь писать стихи, как Байрон?

– Нет, увы! Но и просто заслуженным инвалидом я тоже не хочу доживать.

– И что же ты думаешь делать?

– Вот встану на ноги и буду помогать тестю, он давно этого хочет. Стану устраивать выставки не только картин, но и фотографий, ну и буду наслаждаться оставшейся жизнью. Буду пить вино, вкусно есть, волочиться за красивыми женщинами…

– Нет, ты будешь волочить за ними ногу!

– О, бамбина! Это злобная шутка!

– Не злобная, а острая!

– Да, тебе палец в рот не клади! – хохотал мой неунывающий папа.

Когда он наконец встал и начал потихоньку ходить, я почувствовала, что забыла о Максе. Клин клином!

Потом я вышла замуж по-настоящему. Свадьба, белое платье из Милана, свадебное путешествие на Канары… Масса иллюзий и… Ничего! Мне просто нечего сказать об этом браке, от него осталась только пустота. Пустота в душе, в сердце. Мой муж был просто пустым местом, почти фантомом, не оставившим никакого следа, даже странно. И развод был избавлением от пустоты. Я опять начинала жить заново. И пошла работать. В новый мужской журнал. Вот там-то я встретила главную и единственную настоящую любовь. Этот человек наполнял меня таким счастьем! Достаточно было увидеть его, услышать его голос… Он тоже работал в нашем журнале. Но если я тянулась изо всех сил, чтобы стать хорошей журналисткой, то ему у нас было тесно. Вулканолог по первой своей профессии, он казался мне неимоверно романтическим героем. Он был умным, добрым, веселым, относился ко мне очень тепло, по-дружески, но как женщину меня не воспринимал. А я боялась спугнуть возникшие дружеские отношения, старалась всячески показать ему свою независимость и приучала его к тому, что я просто добрая подруга… Я верила и надеялась, что он сумеет оценить меня по достоинству и в один прекрасный день полюбит. Но увы… И тогда я стала заводить романы с кем попало, кратковременные, пустые, что называется для здоровья. И частенько, как другу, жаловалась Родиону. Его звали Родион Шахрин. Он тоже иногда рассказывал мне о какой-нибудь не в меру назойливой девице, и я мысленно поздравляла себя с тем, что не стала одной из них. Я все еще надеялась, что в один прекрасный день у него откроются глаза… А потом он вдруг решил познакомить меня со своим младшим братом, приехавшим из Америки. И у меня голова пошла кругом. Я вообразила, что этот самый брат сможет стать для меня тем, чем не стал Родион. Но это было так глупо… Переспав с ним, я поняла, что не нужна ему, а он мне. Он, как выяснилось, приезжал в Москву, чтобы найти какую-то девушку из своей молодости. А потом оказалось, что именно ее безумно полюбил Родион. О, как же он мучился! Как его колбасило и плющило! Что-то у него с ней не ладилось… Она жила в Германии, он в Москве, между ними были какие-то непонятки… Я сначала злорадствовала, а потом мне вдруг стало его безумно жалко… Он даже с горя сделал мне предложение… Но я так не хотела. Мы вместе встречали Новый год у его друзей. Я сперва радовалась такой перспективе, говорят же, как встретишь Новый год, так его и проведешь, но это чепуха. Он был такой грустный, подавленный, потерянный, что я решила раз и навсегда покончить с этим своим дурацким чувством. Я пошла в туристическое агентство и купила билет в Мюнхен, где жила его любовь со смешным прозвищем «Девственная селедка», и попросила доставить билет и ваучер на гостиницу ему в офис. У него теперь был свой собственный журнал. И он полетел в Мюнхен. А я уволилась с работы и улетела к отцу в Рим. И вот теперь через две недели предстоит моя свадьба.