Киндер-сюрприз для декана - Джина Шэй Страница 4

– Вы… Вы куда это! Мы же еще не обсудили извинения перед Веригиными… – лепечет Мария Аскольдовна мне в спину.

Я оборачиваюсь. Смотрю на неё в упор. Потом зажимаю уши Антону ладонями и в четырех словах объясняю, куда Веригину и его сыночку нужно запихнуть все свои влажные фантазии насчет наших извинений.

– Мы… Мы вас отчислим, – шепчет потерявшаяся от моей злости психологиня.

– Ни в чем себе не отказывайте, – роняю перед тем, как закрыть дверь. Хер его знает, успею ли я сейчас куда-то. Но терпеть вот этот весь цирк сил уже не было.

Кажется, с плеч Антона падает какой-то тяжелый груз. Стоит отойти от кабинета психологини, и он уже несется в сторону дверей вприпрыжку.

– На площадке меня жди!

Антон на бегу кивает головой – услышал, мол. Ну что ж, и то хлеб.

А я вздыхаю и поворачиваю по коридору налево. Глубины преисподней – секретариат находится там. Ведь нельзя просто топнуть ногой и хлопнуть дверью.

Нужно и заявление написать, и документы забрать, сделать запрос на характеристику. Кто это сделает, если я не сделаю?

Хотя я представляю, какой будет та характеристика. Её ж Мария Аскольдовна и будет писать.

Судя по всему, весть о нашем скандале с Веригиными расползлась во все стороны. Документы мне выдают быстро, приказ об отчислении Антона из этого элитного клоповника выписывают чуть ли не за пять минут. Кажется, они даже выпьют нам с Антохой на дорожку.

Матершина лютая, злая, булькает в моей груди, раскаляя с каждой секундой.

Не за себя обидно, не за ярлык «недостойные пристижной школы», что к нам прилепится сейчас. Мы держались за эту школу как за якорь. Тихая гавань, тонкая ниточка к привычному миру, зона хоть какого-то комфорта. И тут…

Какой комфорт?

Наглому индюшонку дали в руки канистру и разрешили поливать Антошкину жизнь бензином. И плевать, что там и так-то все уже давно горит.

У нас с Антоном на диво разные оказываются настроения.

Я – иду от школы чуть ли не с ощущением сброшенных с шеи колодок.

Свобода!

Долой это дерьмо!

Пацан – насупленный, ерзает на своем месте, пока я устраиваюсь на водительском. Теребит ремень, зыркает на меня то так, то эдак…

– Ну что, может, расскажешь, как дело было? – спрашиваю спокойно. Хочется выстроить в голове картинку. – Как ты ему голову пробил?

Сзади доносится громкое сопение.

Кошусь назад – вижу, как Антон недовольно крутит туда-сюда пуговицу. Говорить не хочет. Ладно, попробуем наводящие вопросы.

– Ты его ударил?

Резко дергает подбородком. Нет!

– Бегал за ним с топором?

Тоха зыркает на меня как на чокнутого.

– Должен же я убедиться, что ты меня слушаешь, – фыркаю я, – а что тогда? Толкнул? Он ударился обо что-то?

Антон сжимает губы и покачивает головой.

Классика. В каждой школе найдется две дюжины историй, и в каждом классе будет минимум одна-две парты, окропленные кровью ранее учившихся.

Ладно, кажется, разговор не складывается. Надо уже ехать, а то… А то даже запах её духов из кабинета Васнецова выветрится.

– Этот жиртрест обзывал маму уродкой, – неожиданно сознается Антон.

Его голос звучит надломлено, взволнованно, в нем чувствуется концентрированная боль и злость.

И все-таки, нам нужен нормальный психолог. Тот, который сможет помочь Антону пережить эту потерю. Потому что я не вывожу – это очевидно.

– Мы с тобой ведь как-то говорили про это, – говорю, потому что не могу упустить момент, когда Антон еще не закрылся. Иногда после скандалов в школе он молчал и по два дня. Психолог советовал не упускать таких вот зацепов.

– Веригин не видел твою маму, Антош, – старательно истребляю в голосе все, что могло бы звучать как обвинение, – так что слушать его…

– Видел, – отрывисто бросает Антон, обнимая себя руками, – фотку в интернете нашел. На телефоне показывал. Издевался. Говорил, она похожа на лысую обезьяну.

На пару секунд в машине ничего не слышно. Только мои глубокие вдохи и выдохи.

И вот за это они предполагали, я должен был заставить сына извиняться?

Да я вполне готов добраться до Степиного папаши и выписать ему путевку к его дорогому стоматологу. Да кто бы мне дал…

Я понимаю.

Понимаю, что враг не по моим возможностям, понимаю, что таким поведением разрушу карточный домик нашей с Антоном жизни, которая и без таких вот штормов ходуном ходит и на соплях держится.

– Пусть скажет спасибо, что отделался двумя швами, – наконец произношу, и завожу машину, – ты молодец, Антоний. Ты защищаешь маму. Кто если не ты?

Мы наконец-то отъезжаем. Ужасно поздно, но я уже думаю об этом почти со смирением. Значит…

Слово “не судьба” не желает даже появляться в моих мыслях.

– Папа, – голос Антона еле-еле шелестит, как и всегда, когда он так меня называет, – а можно как-то ту фотку… убрать из гугла.

Тяжелый вопрос. Потому что на самом деле – это сложно, с учетом того, что рекламные мероприятия по сбору средств на очередной сеанс химиотерапии были грандиозными…

Интересно, какими весами отмеряется, кому от рака жить, кому умирать? Кто-то борется и умирает, кто-то бухает и живет абы как десятки лет подряд.

Вера была из тех кто борется. Сражалась до последней секунды жизни, лишь бы не оставлять Антона, но…

Жизнь – жестокая мразь.

И любит уязвимых пинать в живот ногами.

И ведь не защитишь от неё. Не убережешь. Все что могу – разбираться с уроном. Из раза в раз. Не успеваю предотвратить.

– Я напишу тому волонтеру, что занимался сборами для твоей мамы, малыш. Попробуем удалить, – обещаю устало. Слышу с заднего сиденья облегченный вздох.

Конечно. Все уязвимые места умные божьи твари прячут. Под жестким панцирем, под колючими иглами. Обидно, когда карту больных твоих точек можно скачать без регистрации и СМС.

Радуюсь я зря. Примерно через семь минут Антон заговаривает снова. И на этот раз уже расстроенно, почти со слезами в голосе.

– Ты на меня злишься? Из-за школы?

– Черт с ней, с этой школой, Антоний. Другую найдем. Получше!

– Тогда почему ты меня к Але везешь? – хнычет Антон и эмоционально начинает барабанить по кожаной обивке кулачками, – у тебя же отпуск. Ты говорил, не будешь ездить на работу. Что мы гулять будем. Играть.

Интересно, все десятилетки с родителей такой точный отчет спрашивают? Или это мне бонус за то, что приемный? Вечная проверка на вшивость и “не хочешь ли ты, папаша, в детдом меня отправить”?

– Я обещал все это, конечно, Антоний, – киваю серьезно, – но вообще-то предполагалось, что ты еще будешь и занятия посещать. Кто-то