Волшебная нить (СИ) - Ольга Тартынская Страница 4

5.

Они говорили всю ночь. Давно уже храпели мужики, улегшиеся прямо на полу, старый мельник на своей печи выводил хриплые трели. Посапывала Настя, свернувшись клубком на лавке. Катя сидела с другого края, а Левушка устроился напротив, на принесенной колоде. Их лица освещались мягким светом дорожного фонаря, подвешенного над столом. Из соображений безопасности Бронский не велел его гасить.

Щеки юного правоведа пылали румянцем, глаза излучали тепло и внимание. Увлеченный беседой, он не раз невольно касался пальцев Кати, и тогда оба тотчас вспыхивали и путались в речах. Катя дивилась той легкости и простоте, с какой она открылась незнакомому человеку. Она доверительно рассказала юноше всю свою немудреную жизнь, поведала, куда и зачем едет. Разве что о давешней сцене с дядей промолчала.

Левушка в свою очередь живописал нравы и быт родного училища, в лицах изобразил профессоров и товарищей. Обычно сдержанная, Катя смеялась и испуганно прикрывала ладонью рот, оглядываясь на спящих. Они не заметили, как за окном утихла метель, небо расчистилось, и еле видный рассвет стал пробираться в темную избу. Очнулись лишь, когда мельник закряхтел, закашлял, по обыкновению, и слез с печи.

- Ужели утро? - удивился Бронский, и в голосе его звучало сожаление.

Катя тоже была готова длить этот рассвет до бесконечности. Однако очарование маленького мирка в пятне желтого света, в котором они жили несколько незаметных часов, ушло. Пора было собираться в путь.

Возок пришлось оставить у мельницы. Сани сделались тесными, когда в них устроились девицы и Бронский. Сенька прицепился к облучку и ехал в неудобстве. Да по счастью, имение Давыдовых было уже недалече.

Левушка силился сохранить приличествующее случаю расстояние между собой и Катей, но сани трясло, и поневоле их тела соприкасались еще теснее. Юный правовед мыслил лишь о том, как бы не выдать невольный трепет, охватывающий все его существо при касании к теплому боку Кати. Он старательно изучал окрестности, давал ненужные указания вознице, которым и без того уже руководил Сенька.

Катя же с удивлением прислушивалась к себе. Касания и близкое присутствие юноши были ей приятны. И вовсе не стыдно ей было, а хорошо! Девушка вспомнила чувство гадливости, какое вызывали скользкие прикосновения дяди. Возможно ли сравнивать! Катя еще раз взглянула на соседа и внутренне ахнула от пронзительной синевы его чистых глаз.

- Ах, простите! - вновь извинился Бронский и залился краской. Теперь его тряхнуло так, что он едва не сел Кате на колени.

Катя заботливо придержала юношу на следующей рытвине и после всю дорогу держалась за его руку, а Бронский был вне себя от счастья. Натурально, эти милые мелочи остались только между ними. Настя бранила дорогу и Сеньку, смахивала с барышни снег. Ей было недосуг наблюдать за притихшей парочкой. Никто ни о чем никогда так не жалел, как эти двое о завершении путешествия.

За елками показался просвет, и взгляду открылась усадьба с подъездной аллеей и каменными воротами, украшенными купидонами. Давыдовы жили широко, со столичным размахом. Они давали балы и обеды, на которые съезжался весь уезд, и здесь, в глуши, задавали тон.

Сани подкатили по расчищенной аллее к античному крыльцу с портиком и колоннами. Их встречала дворня, затем из дома выскочила Наташа, веселая темноглазая девушка, а уж после их встретил господин с важной осанкой - Игнатий Ильич, отец Наташи и глава многочисленного семейства.

- Душенька, Катя, наконец-то! - воскликнула Наташа и бросилась к подруге с поцелуями. При этом она не преминула стрельнуть глазками в незнакомого кавалера.

Совсем иначе представляла себе прощание с Бронским Катя. Она потерянно взглянула на него, подчиняясь Наташе, которая влекла подругу в дом. Лев Сергеевич откланивался спешно, но Давыдов не желал ничего слушать.

- Отпускай лошадей, батюшка. Погостишь, завтра отправим тебя на своих. Сынок Сергея Львовича, слыханное ли дело! Да помнишь ли, я качал на колене тебя, постреленка?

Бронский сдался. Катя вздохнула с облегчением, когда обернулась и увидела, как тот расплачивается с возницей. Оставив своих людей на попечение хозяев, она вошла в дом вслед за Наташей. Тут их уже ожидала стайка девиц и маленький мальчик - дети Давыдовых. Наташа была старшей, восемнадцати лет. Она сама принимала гостей и во всем помогала отцу. Матушка с полуторагодовалым младенцем нечасто выходила из детской.

Катя любила бывать у Давыдовых. Дома, в обществе тихой маменьки и противного дяди, она умирала от тоски. Гости редко заезжали к ним, и не с кем было словом перемолвиться. Кабы не книги, впору руки на себя наложить. Потому-то Катя и выросла такой задумчивой да молчаливой. Наташа была ее единственная подруга, но виделись они так мало!

В доме Давыдовых всегда царило веселье. И теперь здесь шумно готовились к Рождеству, ждали гостей и тайно замышляли гадание.

- Как славно, Катя, что ты приехала. Погадаем вместе! - Наташе не терпелось выспросить подругу о юноше, с которым та приехала, но прежде она должна была устроить дорогую гостью.

Катя всегда выбирала угловую комнатку с видом на лес. Эту комнату так и называли "Катиной". Здесь юная дева чувствовала себя более дома, чем в родном имении.

Лев Сергеевич между тем должен был принять на себя бремя соседского гостеприимства и дождаться завтрака в обществе хозяина. Давыдов подробнейшим образом расспросил юношу об его успехах на ученом поприще, об отце, с которым давненько не видывался. Посетовал, что Сергей Львович так редко выезжает. Историю с разбойниками хозяин воспринял с живейшим участием. Он велел тотчас позвать Катю и выспросил ее. Затем составил депешу и отправил ее со своим человеком к исправнику.

В простом и скромном платье, в котором Катя явилась в кабинет хозяина, она показалась юному правоведу еще прекраснее. "Как благородна ее осанка, сколько изящества! Говорите после о дурном вкусе провинциальных девиц!" - мыслил Бронский, теряя нить беседы. Катя, в свою очередь, не смела взглянуть на восхищенного юношу. Если все же осмеливалась, тотчас опускала взор, словно ожегшись о синий пламень его глаз.

Однако девица успела отметить, что темно-каштановые волосы его с медным отливом были пострижены по-столичному и слегка завиты природой. Яркий румянец не сходил с белокожего лица юноши и свидетельствовал о здоровье и темпераменте. Столь же яркие, пленительного рисунка губы в зависимости от расположения Бронского то сжимались в строгую нить, то собирались ребяческим бантиком. Катя не знала, каким словом определить манящие очертания этих губ, но предчувствовала сладостную тайну.

Неизвестно, как долго бы