Мистер Январь - Николь С. Гудин Страница 4

— Оу… — подмигивает он мне. — Ты же знаешь, мне нравятся сексуальные мужчины.

— А какие тогда тебе нравятся женщины? — поддразниваю я.

— С рыжими волосами и прелестной попкой, — отвечает мне, при этом записывая имя и дату рождения Энди в блокнот. — Итак, кто этот парень и что он сделал моему любимому журналисту?

— Мне нужно знать все, что он делал последние три года. В частности, открывал ли какие-то предприятия или инвестировал во что-то.

— Через час все будет у тебя на столе.

— Спасибо, Стю, — благодарю я, и ухожу, игнорируя другие его вопросы. Но он не отстаёт:

— Итак, кто он?

Я пораженно вздыхаю. С другой стороны, Стю — профессионал, я не зря к нему обращаюсь, он моментально все узнает.

— Это мой муж, — рычу я.

И перед тем, как открыть дверь, добавляю:

— И я желаю, чтобы мне преподнесли его задницу на серебряном блюдце!

— О, да, детка! — смеется Стю, когда я исчезаю в коридоре редакции.

Глава 5

Энди

Я лежу на спине, наполовину под капотом машины, с которой работаю сейчас, когда слышу звук каблуков, громко цокающих по бетону.

Похоже на дежавю. Тот же звук я услышал перед тем, как впервые увидеть ее. Мне было двадцать два, когда это сладкое тело появилось в мастерской, где я тогда работал. Остальное уже история, как говорится.

— Это слишком заманчиво, — слышу я. — Знаешь, думаю я смогу вытащить этот домкрат и выставить это все как несчастный случай, когда тебя раздавит насмерть.

Толкаюсь ногами и гусеницы выкатывают меня из-под тачки.

Я почти уверен, что она шутит, но никогда нельзя быть стопроцентно уверенным, когда дело касается разъяренных жен.

— Два визита за два дня. Ты наверстываешь упущенное? — говорю я, ловко вскакивая на ноги.

Ее глаза скользят по моему лицу к обнаженной груди, заляпанной машинным маслом.

— Я смотрю, ты все еще не научился носить одежду. — Тон ее полон невозмутимой дерзости, но глаза горят желанием. Я не могу сдержать ухмылку. — Или умойся, раз на то пошло. — Она закатывает глаза, но я не упускаю из виду легкий румянец, окрашивающий ее щеки, когда она замечает, что я вижу, как она рассматривает мое полуобнаженное тело.

Похоже я не один, кто вспоминает былые времена.

— Никакой сломанной машины в этот раз, принцесса? — я подмигиваю ей.

Она прищуривается, но ничего не говорит.

Именно раздолбанный хэтчбек привел ее тогда в мастерскую. И я часами трудился над старым куском хлама, только бы выиграть больше времени с его владелицей.

— Что? Никаких путешествий по волнам нашей памяти?

— Никаких «путешествий»!

Она проходит мимо капота машины, которой я сейчас занимаюсь, и задумчиво проводит пальчиком по глянцевой краске. Каким-то неведомым мне образом этот невинный жест заставляет мой член упереться мне в ширинку.

— Хотя… мне удалось немного заглянуть в твои последние два года… Вижу, ты был занят.

— Ты зарабатываешь на жизнь тем, что копаешься в жизнях других людей, Дилан. Хочешь, чтобы я поверил, что за мной ты не следила все это время? — ухмыляюсь я ей.

— Верь во что хочешь, Энди, но я ни разу о тебе ничего не узнавала.

Мое эго стонет, когда я вижу по ней, что она не врет. Она действительно ничего не узнавала обо мне. Старая Дилан вызнала бы все обо мне сразу. Новая Дилан меня беспокоит. Потому что тот факт, что ей ничего не было известно обо мне, до вчерашнего дня, говорит о серьезности ее намерения вычеркнуть меня из своей жизни навсегда. У меня даже мысль о жизни без нее вызывает физическую боль. А она, кажется, больше ничего такого не чувствует.

Похоже, единственное, что ей было известно обо мне за эти три года — это день моего освобождения. Только как она узнала? Моя служба по УДО ей об этом не говорила и номер свой она сменила в день, когда меня взяли. Я было обвинил в этом Джеффа, но тот поклялся, что выдал ей только мое нахождение вчера. Значит, об освобождении она знала заранее.

— Как ты узнала, что я вышел?

Она разворачивается ко мне лицом и, кажется, удивлена моим выбором вопроса. Уголок рта дергается, будто раздумывает, выдавать ли свой источник информации.

— Бруно, — в итоге выдает со смехом.

— Бруно?.. Надзиратель?

— Он был у меня в долгу, — и подмигивает мне.

Такого я не ожидал. Конечно, я в курсе, что у нее много источников информации, но чтоб настолько далеко…

— Ты точно за мной не шпионила все это время? — ухмыляюсь я ей.

— Не обольщайся, — отвечает она и, покачивая бедрами, направляется к «Корвету» 1969 года, припаркованному в углу. — У нас был уговор: он скажет мне только о дне, когда ты выйдешь. Больше ничего. И он сказал. О заседании по УДО, и, собственно, дне твоего освобождения.

Моя теоретически будущая бывшая во время объяснения медленно обходит автомобиль, а затем кивает на него и добавляет:

— Хорошенький.

Только бы не сказать ей, что он мой. А то вокруг много тяжелых предметов, а она все еще вспыльчивая штучка. Я, вроде как, готов сделать для этой женщины что угодно, но если можно избежать перекрашивания моей деточки, то надо этого избежать.

— Итаааак… Мастерская. — Переходит на другую тему Дилан. — И она твоя.

— А ты разве не заметила этого во время вчерашнего нападения? — вопросительно поднимаю бровь. — Там на вывеске написано «Вудман и Стоун».

Я беру ветошь со стола и вытираю руки от машинного масла. Она не отвечает, но возвращается ко мне походкой сексуальной бомбы. На ней облегающее белое платье, подчеркивающее каждый, мать ее, изгиб, о которых я не забывал ни на минуту своего заточения.

— В это время я была немножко в бешенстве.

— Я заметил. Ты до чертиков напугала мою секретаршу.

Она оглядывается на прозрачную стену, за которой видно стойка регистрации.

— Думаю, мне не стоит удивляться, что во всем этом замешана какая-то милая маленькая штучка, — она обводит рукой гараж.

— Бри, — подсказываю я. — Если не другие обстоятельства, подумал бы, что ты ревнуешь.

Дилан засмеялась:

— Мечтай!

Я не слышал смеха моей жены уже несколько лет, и на мгновение я стоял, шокированный чем-то таким обыденным из моей старой жизни. Меня поразило, как сильно я скучал по ней. И я могу сделать что угодно, лишь прикоснуться к ней сейчас, но, полагаю, она меня за это убьет гаечным ключом.

— Ты сделал то, что я просила? — Она смотрит на меня с надеждой, которая глубоко