Арина Ларина - Женить нельзя помиловать Страница 4

Леночка считала себя умелой. Вот только подходящего мужчины пока не нашлось. А самой большой проблемой стало то, что, пока она такового искала, умудрилась влюбиться в совершенно неподходящего. Осознание сего прискорбного факта сильно отравляло ей жизнь.

Цокот каблучков в сочетании с изящной линией щиколотки, переходящей в невероятно стройную ножку, сводил Константина Манурова с ума. Его в этой девушке вообще всё сводило с ума: и белокурые локоны, и тонюсенькая талия, и нежная кожа, и всё остальное. Периодически Костя ловил себя на мысли, что закатывает глаза и уходит в нирвану, предаваясь совершенно неприличным подростковым фантазиям. При этом поделать с собой он ничего не мог, так как хоть человек и может повелевать миром, но любым человеком повелевают гормоны. И если уж они бродят по организму, то рано или поздно ударят в голову и вышибут из неё любые мысли о работе и прочей чепухе.

…– Леночка, – он догнал её уже у двери в свою приёмную и смотрел, как она возится с замком. Для этого секретарше пришлось слегка отклячить попку и изогнуться. – Давайте я вам помогу.

– Ой, – звонко отозвалась она. – Вы меня напугали. Я думала, вы сегодня позже будете.

– А я решил вас удивить. Получилось?

– Нуууу, – озадаченно прогудела Леночка, прикидывая, пора заканчивать этот бессмысленный трёп или ещё пару минут порадовать начальство. Ведь Константин Николаевич небось думает, что остроумен, как Жванецкий, и неотразим, как Бандерас. Вон как пыжится. – Слегка.

– А что нужно сделать, чтобы удивить вас не слегка, а очень сильно? – с каким-то загадочным подтекстом, добавив во взгляд непонятной мути, прошептал Мануров.

Дамы же любят, когда их пытаются обаять, очаровать и завоевать. Делать это следует по всем законам бразильских мелодрам – кроя страстные рожи и изображая неуёмный эротический пыл. Иначе до дам доходит плохо. Они вообще особи крайне непонятливые и непредсказуемо обидчивые.

Леночка чуть повернула точёный профиль в сторону Константина и снисходительно улыбнулась, словно убогому. Отвечать она не посчитала нужным.

Мануров и сам чувствовал себя идиотом. Обычно с девицами всё было как-то проще. Они быстро оценивали его одежду, благосклонно принимали знаки внимания и активно вступали в фазу бартера: подарки – секс.

А тут требовались дикие усилия, чтобы подтолкнуть сотрудницу в нужную сторону. Отношения у них развивались как-то вяло. Хорошенькая, даже не хорошенькая, а дивно красивая секретарша оказалась исполнительной, старательной и неприступной, как поселение викингов. Любые заигрывания шефа она встречала если не в штыки, то уж точно с явным нежеланием идти на сближение. Она держала дистанцию, словно опытный водитель, за которым по пятам следует машина гибэдэдэшников. Хвататься за неё руками Константин опасался, хотя и очень хотелось. Форсировать события тоже побаивался: при всей его мужской самоуверенности червячок сомнения всё же подтачивал непоколебимую убеждённость в собственной неотразимости – а ну как будет послан, и что тогда?

Позже к азарту завоевателя начало примешиваться что-то ещё, что спустя некоторое время Костя Мануров смог идентифицировать как влюблённость.

И он испугался.

Влюбляться Константин не умел, не хотел и вообще считал это чем-то постыдным. Зависеть от женщин нельзя. А любовь делает тебя зависимым и уязвимым, как перевёрнутый на спину еж.

Мужчина же должен быть сильным и довлеть над ситуацией, а не наоборот.

Костя Мануров был в некотором роде баловнем судьбы. Учился отлично, одевался стильно, всегда был в центре внимания, благо природа внешностью не обделила – темноволосый, поджарый, с лучистыми глазами мальчика из хорошей семьи и ошеломляющей улыбкой киноактёра, на которую и покупались абсолютно все барышни. Нельзя сказать, что он был красавцем. Но харизматичным и притягательным – безусловно. С деньгами помог папа, с образованием – мама, так что в итоге к тридцати годам он стал довольно успешным бизнесменом, любимцем дам и просто беззаботным плейбоем, легко срывавшим любые цветы, услужливо подсаженные на его пути судьбой.

И только об Елену Сухарёву он, фигурально говоря, сломал свои тщательно отполированные зубы.

Мануров твёрдо придерживался принципа: не гадить, где работаешь, поскольку расставаться девушки не любили и не умели. Ещё бы – молодой, красивый, богатый – и вдруг наелся чувствами, сыто икнул и помахал ручкой. А наличие на работе очередной недовольной разрывом пассии позитива не прибавляет. Проблемы вообще никому не нужны, а успешному мужчине и подавно. Пару раз он обжёгся и сделал вывод: все бабы – за пределами конторы. Благо выбор велик.

Как показала жизнь, никогда и ни в чём нельзя быть абсолютно уверенным.

Чётко осознавая, как надо жить правильно, Костя умудрился попасть в ситуацию, в которую ни при каких обстоятельствах попасть был не должен.

Лена Сухарёва свалилась на него как лавина и погребла под собой все прежние представления о правильном и неправильном.

– Не парься, пройдёт. Это просто спортивный интерес, – утешил Манурова друг и соратник Андрей Вересов. Андрей был хоть и моложе, но по умолчанию мудрее. В отличие от Кости он не попадал в неприятные истории с девушками, любил всё продумывать и просчитывать и вообще был обстоятельным и неазартным, как член партии времён застоя, опасающийся за своё место и моральный облик. С одной стороны, Костя считал друга слегка занудным, а с другой – только Вересов удерживал его от различных авантюр как с дамами, так и в бизнесе. Андрей был высоким, худощавым, немного нескладным очкариком, и на его фоне Мануров выглядел форменным красавцем.

– Но я её всё время хочу, – нудил Константин, набулькавшись коньяка и дойдя до кондиции унылого студня – когда ещё какое-то подобие формы сохраняется, но собраться в кучу нет никаких сил. – У меня навязчивое состояние и нервы ни к чёрту. Нравится она мне.

– Костян, ты ведёшь себя как дитё, которому мама отказывается покупать машинку. Вот всё время покупала, а тут вдруг не хочет. Плюнь. Купи другую бибику и катай её, сколько влезет.

– Не нужна мне другая. Я, кажется, влюбился, – пугливо покопавшись в ощущениях, выдал Мануров.

– Тогда ты попал, – добродушно резюмировал Вересов. – Сочувствую.

– Мне нужно ещё что-то, кроме сочувствия, – вздохнул Костя.

– Больше ничего предложить не могу. Видел я твою секретаршу. Себе на уме, хитрая штучка, хоть и хорошенькая. Я считаю, либо она цену набивает, либо у неё уже кто-то есть, и ты не в тему.

– Я её отобью, – пылко заявил Костя и ещё плеснул в себя конька.

– Ну, тут главное, чтобы тебе ничего не отбили. Надо ж разобраться, кто там у неё. Да и вообще, разберись сначала, надо ли тебе это всё. Что-то я тебя не узнаю. Такой попрыгун, и вдруг какие-то серьёзные чувства. По-моему, ты себе это всё придумал.