Нэнси Митфорд - В поисках любви Страница 40

ГЛАВА 16

Линда тщетно силилась вспомнить после, горевала ли она, в сущности, обнаружив, что Кристиан влюблен в Лаванду Дэйвис, и если да, то очень или не слишком. Ей решительно не удавалось восстановить в памяти те чувства, которые она тогда испытала. Известную роль, понятно, должно было сыграть уязвленное самолюбие, хотя, пожалуй, в Линдином случае и не столь важную, как у многих женщин, поскольку Линда, прямо скажем, не страдала особым комплексом неполноценности. Она увидела, должно быть, что последние два года, бегство от Тони, — все это пошло прахом, но поразил ли ее удар прямо в сердце, сохранилась ли у нее все еще любовь к Кристиану, терзалась ли она хотя бы элементарной ревностью? Думаю, нет.

И все-таки это было нелестное предпочтение. Лаванда на протяжении долгих лет, с самого раннего детства, служила Радлеттам как бы живым воплощением всего, что считалось начисто лишенным романтики — герл-гайд[70] из самых рьяных, хоккеистка, древолазка, старший префект в школе[71], наездница в мужском седле. Не из тех, кто жив мечтою о любви — это чувство с полной очевидностью отсутствовало в ее помыслах, хотя Луиза с Линдой, не в состоянии представить себе, что кто-нибудь способен выжить без единого проблеска любви, сочиняли истории о романтических похождениях Лаванды то с учительницей физкультуры из ее школы, то с доктором Симпсоном из Мерлинфорда (ему Луиза посвятила детский стишок-нескладушку: «Он — доктор и чиновник Высокого суда, она все бредит им, а он влюблен в тебя»). С тех пор она выучилась на медицинскую сестру и на работника по социальному обеспечению, прошла курс права и политэкономии, словно бы, как ясно видела Линда, специально задалась целью подготовить себя в подруги Кристиану. Итог был тот, что в нынешней обстановке она — спокойно и обоснованно уверенная в своей дееспособности — без труда затмила бедную Линду. Соперничества не было — была победа без боя.

Об их любви Линда узнала не обычным тривиальным образом — не подглядев случайный поцелуй и не застигнув их в постели. Все было гораздо тоньше и гораздо серьезней — ей просто с каждой неделей все яснее становилось, что они совершенно счастливы друг с другом, что когда Кристиану требуются поддержка и ободрение в работе, вся надежда у него на Лаванду. А так как работе он принадлежал теперь душой и сердцем, ни о чем ином не думая, не позволяя себе хоть на минуту расслабиться, то эта надежда на Лаванду предполагала полную ненадобность Линды. Она не знала, что делать. Выяснять отношения с Кристианом? Но ничего конкретного не было, да и вообще подобный стиль поведения был совершенно не в Линдином характере. Больше всего на свете она страшилась сцен и скандалов и к тому же не обманывалась насчет того, какого мнения о ней Кристиан. Чувствовалось, что он отчасти презирает ее за то, с какою легкостью она бросила Тони и своего ребенка, что ее подход к жизни представляется ему глупым, поверхностным и легкомысленным. Ему нравились женщины серьезные, образованные, особенно — сведущие в такой области, как социальное обеспечение, и особенно — Лаванда. Линда не горела желанием услышать, как ей это скажут. И в то же время начала склоняться к мысли, что ей стоило бы убраться из Перпиньяна, покуда это не сделали сообща Кристиан с Лавандой — возьмутся за руки и, очень может статься, зашагают прочь, ища новых видов человеческих бедствий, а значит, и нового приложения своим силам. Она и так уже испытывала неловкость, оставаясь наедине с Робертом и Рандольфом, которые явно очень ей сочувствовали и постоянно прибегали к мелким ухищрениям, чтобы она не замечала, что Кристиан проводит все дни с Лавандой.

Однажды, праздно глядя в окно из своего гостиничного номера, она увидела, как они идут вдвоем по набережной, без остатка поглощенные друг другом, никого и ничего больше не замечая и лучась счастьем. Линду охватил внезапный порыв, и она не стала ему противиться. Собрала вещи, наспех настрочила Кристиану письмо, что уходит от него, поняв, что их брак был ошибкой. Попросила его приглядывать за Мэттом. И под конец сожгла корабли, прибавив постскриптум (роковое женское обыкновенье): «Думаю, тебе определенно имеет смысл жениться на Лаванде». Схватила чемоданы, вскочила в такси и успела к отправлению вечернего поезда на Париж.

На этот раз дорога показалась ей кошмаром. Линда была, в конце концов, далеко не равнодушна к Кристиану и, едва лишь поезд отошел от вокзала, предалась сомнениям, не поступила ли она глупо и во вред себе. Что, если Лаванда — мимолетное увлечение на почве общности интересов и когда он вернется в Лондон, все пройдет? А может быть, и того проще — он вынужден был по работе проводить столько времени с Лавандой? В небрежном обращении с нею самой тоже не было ничего нового, он вел себя так почти с той самой минуты, как залучил ее под свой кров. Не надо ей было писать это письмо.

У нее был обратный билет, но, правду сказать, совсем мало денег — только-только, по ее расчетам, чтобы пообедать в поезде и чем-нибудь перекусить назавтра. Линда никогда не могла сказать, как у нее обстоит с деньгами — для этого ей приходилось сперва переводить французские деньги в фунты, шиллинги и пенсы. Выходило, что у нее с собой примерно восемнадцать шиллингов шесть пенсов, а значит, о спальном вагоне не могло быть и речи. Она до сих пор еще не проводила ночь в поезде на сидячем месте и никому теперь не пожелала бы это испытать — так бывает во время тяжкой болезни с высокой температурой, когда томительно долго тянутся часы и чудится, будто не час прошел, а неделя. Раздумья не приносили с собой утешения. Собственными руками она порвала все, что было прожито за последние два года — все то, что пыталась вложить в свои отношения с Кристианом — и вышвырнула, точно ненужные клочки бумаги. Чего ради было тогда уходить от Тони — от мужа, с которым она поклялась делить и горе, и радость — покидать родного ребенка? Вот с кем, как она прекрасно знала, связывал ее долг. Мысль о моей матери пришла ей на ум, и она содрогнулась. Возможно ли, чтобы ей, Линде, была отныне уготована жизнь, которую она глубоко презирала — жизнь скакалки?

Ну ладно, — Лондон; но что там ждет ее? Тесный домик, пыль, запустение. А вдруг, подумалось ей, Кристиан кинется за нею вдогонку, приедет, потребует ее назад? Но в глубине души она знала — не кинется и не потребует, и это конец. Кристиан слишком искренне верил, что люди вольны распоряжаться своей жизнью, как им заблагорассудится, и нельзя им мешать. Он был привязан к ней, Линда это знала, но и разочарован в ней — это она знала тоже. Сам он не сделал бы первого шага к разрыву, но будет не слишком опечален, что его сделала она. Скоро в голове его родится какой-нибудь новый замысел, новый проект избавления человечества от страданий — неважно, какой части человечества, неважно где, лишь бы поболее числом да страданья помучительней. Тогда он и думать забудет о Линде — не исключено, что о Лаванде тоже — словно их вовсе не бывало. Кристиан не принимал участия в неистовой погоне за любовью, им двигали иные интересы, иные стремленья, и для него не имело особого значения, какая женщина в данный момент окажется в его жизни. Но она знала, что в определенных вопросах он непреклонен. Он не простит ей того, что она сделала, не станет уговаривать ее передумать — да и с чего бы ему, собственно, так поступать?