Барбара Виктор - Мозаика судеб Страница 40

– Конечно.

– Кто сообщил вам, что с вашей дочерью случилась беда?

Габриэла торопливо ответила:

– Моя невестка, ее тетя. – И только потом, как бы защищаясь, поинтересовалась: – Почему вы об этом спрашиваете, доктор?

«У него нос как у боксера», – подумала Габриэла совсем некстати.

– Послушайте, – сказал доктор, – вы можете не отвечать, но мне любопытно это узнать.

– Пожалуйста, – ответила Габриэла внешне спокойно, но сама напряглась.

– Кто та женщина, которую ваша дочь вызвала в реанимацию?

– Как ее зовут? – Габриэла решила сначала удостовериться, что это действительно была Адриена, прежде чем столкнуться с ней лицом к лицу у кровати дочери.

Доктор перелистывал историю болезни Дины.

– Адриена Фаст. Она ваша родственница? – спросил он, подняв взгляд от карточки.

– Нет, подруга. Близкий друг семьи, – торопливо добавила Габриэла, словно это могло прояснить недоумение доктора, почему Дина не вызвала мать.

– Ладно, в любом случае, – доктор неожиданно насупил брови, – ближайшие тридцать шесть часов все решат. Пока поводов для беспокойства нет.

– А как с мальчиком, который был с ней?

– Каким мальчиком? – не понял доктор, и его озабоченный, даже несколько отстраненный взгляд чуть смягчился.

– Парень, который вел машину, – объяснила Габриэла. – Я думаю, он ее дружок…

– Миссис Моллой, можно я задам, так сказать, деликатный вопрос?

– Конечно, доктор! – ответила она, хотя ей очень хотелось ответить «нет».

– У вас есть трудности в общении с дочерью? – Она почувствовала, как сердце ее сжалось. Доктор продолжил: – В общем-то, это не мое дело, но я боюсь, как бы ваше появление не принесло Дине вред, – поспешно закончил он.

– Если ее расстроит мой приход, я лучше уйду.

Он, казалось, не слышал ее слов и продолжал говорить:

– Я совершенно не в курсе отношений вашей дочери с этим человеком – ну, тем, который был за рулем… Друг он ей или нет… Могу только сказать, что он легко отделался – сломано запястье, да еще несколько ушибов. Им обоим повезло, что они остались в живых, в рубашках, наверное, родились. Автомобиль вылетел с шоссе и рухнул в глубокий овраг, перевернулся и упал на крышу совсем рядом с кучей застывшего цемента.

– И другая машина тоже?

– Там не было никакого другого автомобиля. Согласно полицейскому протоколу, скорость в момент аварии была около сорока миль, хотя на том участке шоссе знак допускает не больше двадцати. На повороте водитель притормозил, но было поздно – машину занесло, и они совершили «смертельный кульбит», как называют это местные жители. Полиция рассматривает возможность привлечь к уголовной ответственности водителя за неосторожную езду.

Все эти подробности совсем не интересовали Габриэлу. Она больше ничего не хотела слушать, так ей хотелось увидеть свою дочь.

– Доктор, можно я хотя бы взгляну на нее?

– Да, но не более пяти минут.

– Большое спасибо.

– Реанимационное отделение в самом конце коридора. И вот что еще, миссис Моллой, вы не удивляйтесь, что он далеко не мальчик.

– Кто?

– Попутчик Дины. Мне бы никогда в голову не пришло назвать его мальчиком.

Габриэла осторожно приоткрыла дверь в лечебный бокс, замерла на пороге, увидев пациенток в палате. Одна из них была подключена к аппарату «искусственное сердце и легкие», конечности двух других были подвешены к каким-то металлическим планкам, растянуты и как-то замысловато согнуты. Она была не в состоянии двинуться с места.

Ей было больно смотреть на свою девочку, такую бледную, лежащую неподвижно на больничной койке. Какие-то трубки были присоединены к ее рукам, на губах запеклась кровь, лоб скрывался под повязкой. Кое-как заставив себя сделать шаг, Габриэла приблизилась, едва переставляя ноги. Дина чуть шевельнулась, застонала – только тогда Габриэла наконец подошла к кровати. Чуть коснулась ее руки – кожа была сухая, прохладная. Габриэла закусила губу, сдерживая рыдания. – Дина, – прошептала она, – я люблю тебя! – Эти слова прозвучали словно заклинание.

Дина плотнее зажмурила глаза, как будто неяркий свет в палате мешал ей. Прошло несколько секунд, которые показались Габриэле вечностью. Она не смогла сдержать стон. Дина с трудом подняла веки, – казалось, она никак не могла сфокусировать взгляд на стоящей возле кровати матери.

– Привет, мама, – еле слышно сказала она.

Эти два слова дали Габриэле силы, чтобы заговорить с дочерью:

– Как ты себя чувствуешь, миленькая? Боюсь, что ты сейчас не в лучшей форме.

Дина кончиком языка облизнула губы:

– Они вырезали мне селезенку.

– Некоторые люди прекрасно без нее обходятся.

– Если бы папа был здесь, он наверняка сказал бы, не волнуйся, я куплю тебе другую. – Дина сморщилась от боли. – Папочка. – Она вдруг тихо зарыдала. – Папочка…

Габриэла нежно коснулась пальцем щек дочери – сначала одной, потом другой, стерла катившиеся слезинки.

– Все будет хорошо, ты скоро поправишься, – мягко сказала она.

Дина кивнула, ее глаза закрылись.

– Простите. – Кто-то тронул Габриэлу за плечо. Она обернулась, сзади стояла медсестра. – Пять минут истекли.

– Не обращай внимания, – неожиданно прошептала Дина.

Когда Габриэла наклонилась, чтобы поцеловать ее, Дина неожиданно открыла глаза и кивнула, то ли разрешая, то ли отстраняя от себя. Габриэла почувствовала, что в душе девочки после этой жуткой беды что-то изменилось и она, мать, теперь не неприятный посетитель, не незваный гость, а родной человек, – может, еще и не совсем близкий, но уже не чужой.

Выйдя в коридор, она почувствовала неимоверное облегчение. Вспоминала каждое слово, сказанное дочерью, свое легкое прикосновение к Дине, чтобы не причинить ей боль, и этот ее кивок. Это давало Габриэле надежду на согласие между ними.

Пепельницы были переполнены окурками, крышки мусорных ведер сброшены, обрывки бумаги, раздавленные банки из-под соков и газированной воды валялись на полу рядом со скомканными обертками от гамбургеров. Зловоние стояло невыносимое. Тихо постанывал молоденький парнишка, вытянувшийся на единственной в приемном покое тахте.

Габриэла, не в силах больше переносить больничного запаха, подошла к окну, попыталась его открыть, но это ей не удалось.

Особый больничный смрад преследовал ее не только в палате, но и в коридоре. Она постояла у окна, потом вернулась в холл, пересекла его и подошла к двери, за которой начиналось реанимационное отделение. Она бесцельно ходила по больничным коридорам, и неожиданные воспоминания о тех событиях двадцатишестилетней давности нахлынули на нее.