Хоуп Макинтайр - Как соблазнить призрака Страница 40

– Я думала об этом, – призналась она и на секунду откинулась на подушки, нервно теребя ночную рубашку. Мне было больно видеть такой слабой эту миниатюрную женщину с копной коротких, вьющихся седых волос. У нее были мелкие и правильные черты. Наверное, в молодости Норин была невероятно красивой. С возрастом ее когда-то фарфоровая кожа стала сухой и шершавой. Вокруг рта появилось множество морщинок, но синие глаза, которые унаследовал Томми, сохранили былую живость. Она пристально смотрела на меня. – Забавно, Ли. Ты – одна из первых, кому я хотела сказать, но передумала. Какое право я имею взваливать на тебя свои беды? Вы с Томми даже не помолвлены.

– Не начинайте, Норин, – предостерегла я. Она наклонилась ко мне и понизила голос:

– Я приехала сюда не вчера, как сказала Томми. Я лежу здесь с Рождества. Я не сказала ему, иначе он отменил бы поездку во Францию, а я знаю, как он мечтал о ней. Похоже, ему очень понравилось.

– А вам пришлось провести Рождество в больнице! И мы даже не знали! – Я принялась громко всхлипывать от жалости.

– Тебе тяжело навещать больных, да? – нежно произнесла Норин. – Что такое, милая? Ты была такой мрачной, когда приехала. Еще до того, как я тебе во всем призналась. Что тебя мучает? Развод родителей? Томми рассказал. Мне очень жаль.

– Да, а потом я приехала домой, и стало еще хуже.

Она выслушала историю о пожаре, то и дело похлопывая меня по руке. А когда я рассказала про Фреда, обняла меня:

– По крайней мере, я прожила свое. Мне семьдесят четыре. Надо же, я лежу здесь, ломаю голову, скоро ли умру, но тебе, кажется, еще хуже. Ну, улыбнись. Я пошутила.

– Я просто хочу вернуться домой. Одна из причин, почему я не могу жить с вашим драгоценным сыном, Норин, заключается в том, что он в считанные секунды превращает комнату в свинарник. Почему меня не пускают домой? Что значит «обработать»?

– Ищут ДНК, – весело сообщила Норин. – Они хотят знать все обо всех, кто бывал в доме.

– Но они ведут себя так, будто я подозреваемая.

– Ну, в их глазах ты и есть подозреваемая. Они не имеют права никого сбрасывать со счетов, пока не докажут, что этого человека там не было. Что у него алиби. Ведь ты запросто могла прилететь из Франции рейсом пораньше, сгонять домой, поджечь летний домик, а потом вернуться в Паддингтон и поймать такси.

Я потрясенно уставилась на Норин:

– Но Томми подтвердил бы, что я ничего такого не делала.

– Он ненадежный свидетель. Он тебя любит и прикроет тебя, соврет, что ты вернулась из Франции вместе с ним. И кто докажет, что не ты наняла убийцу? Твоему инспектору придется принять все это во внимание. Полагаю, ты сейчас ломаешь голову, откуда такая старая клюшка, как я, знает подобные вещи. Лучший друг отца Томми, Пит, был детективом, как твой Макс Остин. Однажды он рассказал мне, что в начале каждого дела подозревает абсолютно всех, пока у него не находится веской причины не делать этого.

– Он не мой Макс Остин, – ответила я сердито.

– Однажды Пит провел меня через каждую стадию дела, которое расследовал. Думаю, ему не стоило этого делать. Они не должны говорить о своей работе, но все же говорят. Сказать по правде, он, кажется, в меня влюбился, а это был верный способ привлечь мое внимание. Макс Остин будет стремиться узнать все обо всех, кто был в доме, в саду или рядом с ним во время преступления. Их допросят, вот увидишь. Появятся сотни свидетелей со всевозможными историями.

– Как вы думаете, он работает и над делом Астрид Маккензи?

– Нет, он может расследовать только одно дело, но наверняка получит сведения из СРУМВД…

– Из чего?

– Системы по расследованию убийств Министерства внутренних дел, – пояснила Норин. Она разважничалась и оживилась. Ей было приятно показать свою осведомленность. – Он сядет за компьютер и по перекрестным ссылкам выяснит все подробности. Хотя, возможно, сейчас делают по-другому. В наши дни все так быстро меняется…

Я извинилась, сказав, что мне пора, чмокнула ее в макушку и сбежала. Стоит Норин пуститься в рассуждения о полиции при Тони Блэре, и ее не остановишь. Я скоро вернусь, произнесла я одними губами по пути к двери и почувствовала угрызения совести: я так ее растормошила, а ведь она должна отдыхать после операции.

Без полицейской машины, которой все уступали дорогу, мне потребовалось несколько часов, чтобы вернуться к Томми. А его даже не было, чтобы встретить меня успокаивающей тарелкой супа. Мне стало до отвращения жалко себя. Я, шатаясь, поднялась наверх в поисках обезболивающего – голова раскалывалась. Цитрата калия в аптечке больше не было. Может, я вообще это придумала. В восемь я забралась в постель и разрыдалась. Из-за Норин и, что удивительно – ведь я едва его знала – бедняги Фреда. Почему-то мысль о его смерти погрузила меня в глубочайшую печаль.

Я знала, что рано или поздно это случится. Правда, я так устала, что надеялась легко соскользнуть в долгий целебный сон. Я закрыла глаза и почти задремала, но тут весь кошмар последних суток всплыл на поверхность сознания. С одной стороны, я не совсем бодрствовала, а с другой – отлично понимала, что не засну, пока не прокручу в голове ужасные подробности пожара. Меня там не было, так что я не знала, насколько они точны, поэтому воображение стало рисовать, как все могло происходить.

Я увидела, как Фред сворачивает с Бленхейм-кресчент в переулок, останавливается, ищет по карманам сигареты. Я увидела, как он сует сигарету в рот, наклоняет голову, чиркает спичкой и прикрывает ее от ветра сложенными лодочкой руками. Потом бросает спичку в кусты.

Тут я придержала полет фантазии. Начался ли пожар тогда и поглотил его? Нет, он еще не дошел до летнего домика, а ведь именно там нашли тело.

Шторы были задернуты. Он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, отпер ее своим ключом. Войдя, он прилег на кровать и стал ждать Анжелу. Он устал. Может, мучило похмелье. Он уснул.

Далее шел кусок, в котором я совсем не была уверена. Либо он закурил еще одну сигарету и забыл ее потушить, либо кто-то открыл дверь и бросил внутрь горящий факел.

Фред проснулся, вскочил на ноги и увидел стену огня. Она доходила ему до колен и росла. В панике он совершил смертельную ошибку – открыл дверь и попытался перепрыгнуть через языки пламени. В комнату ворвался воздух, огонь разгорелся сильнее, и его джинсы мгновенно вспыхнули. Он сдернул с кровати одеяло, обернул им ноги и сбил пламя. Правда, теперь он в ловушке. Впереди бушевал огонь, и чтобы спастись, ему надо было буквально пробиться сквозь него. За спиной – кирпичная кладка, образующая заднюю стену летнего домика. Занялось одеяло. Под ногами пылал ковер. Сквозь дым ничего не было видно. Он не мог дышать. Он не мог позвать на помощь.