Рузвельт (СИ) - "Дилан Лост" Страница 40

С удовлетворением оглядев сверкающую вокруг чистоту, он убрал все чистящие средства и вернулся ко мне за прилавок.

Я спохватилась и с виноватым видом попыталась стряхнуть со стола крошки от печенья, но Артур предупредительно шлепнул меня по рукам.

— Не волнуйся об этом. Просто ешь свое печенье, — сказал он.

Я даже не стала делиться с ним. Он ведь говорил, что не любит сладкое. Это значит, что он не растолстеет и не умрет от сахарного диабета. До чего же скучная жизнь.

Когда Китти с Айрис наигрались с Ричардом и насмотрелись мультиков по телевизору, я уложила их спать, потому что Артур предложил нам всем остаться на ночь в комнате для гостей. Девочки вырубились практически за минуту — активный отдых и полный восторга день выжал из них все соки.

Поцеловав их в обе щеки и накрыв одеялом, я оставила их втроем вместе с Ричардом сопеть в подушку на большой кровати. Аккуратно прикрыв дверь комнаты, я обнаружила в коридоре прямо за ней Артура, прислонившегося плечом к косяку.

— И что дальше? — тихо спросила я у него.

— Где?

— В твоей развлекательной программе.

— А что бы ты хотела?

— Покажешь мне свою комнату?

— В ней ничего сверхъестественного.

Мне очень интересна причина, по которой Артур стушевался покраснел до кончиков ушей.

— Я все равно хочу посмотреть. Вдруг там целая детективная доска с красными ниточками, на которой ты пытаешься запомнить сексуальную ориентацию всех членов моей семьи. Или плакаты с «Бэкстрит Бойс».

Артур замялся на секунду, но затем все же кивнул и проводил меня на второй этаж. Я была заинтриговала на мурашек по коже.

Мне хотелось перевернуть эту квартиру вверх дном, встряхнуть, как кукольный домик, и выпотрошить из нее все секреты Даунтауна.

Он пожалеет, что впустил меня в свое логово, как только я забаррикадируюсь в его гардеробной. Я замурую себя там, как в гробнице, и буду нюхать его рубашки вечно.

— Пришли, — сказал Артур у двери в конце коридора, отвлекая меня от сталкерских мыслей.

Комната Артура — это что-то из картинок в каталогах от «Икеи». Новая, словно только что купленная мебель, все картины на стенах под цвет общего дизайна, на рабочем столе — навороченный компьютер с живыми обоями. Небольшое растение в горшке, которое я пыталась понюхать, оказалось искусственным. Я провела пальцем по поверхности одной из книжных полок и не обнаружила ни одной пылинки. Ни одного плаката «Бэстрит Бойс».

— Ты здесь хоть дышишь? — спросила я, крутя в руках взятый с его стола тяжёлый гравированный паркер.

— Не слишком часто. — он казался немного смущенным.

Это было заметно. Я ни к чему не могла придраться, даже зацепиться взглядом. Все вокруг было храмом перфекционизма, одой обезличенности и минимализма. В коридоре второго этажа стояла хрустальная пепельница, в которую (я руку готова отдать на отсечение) в жизни никто никогда не курил. Джек, к примеру, скидывал пепел куда попало — консервные банки, кофейные чайники и даже в наш почтовый ящик.

Я положила паркер, куда глаза глядят, и прошла на шаг вперёд, а боковым зрением заметила, что Артур тут же вернул его обратно в вертикальное положение, как и искусственный цветок, который я сдвинула на пару дюймов.

Мой взгляд упал на двуспальную кровать. Так аккуратно постели не заправляют даже горничные в пятизвездочных отелях. Не хватает только лепестков роз и сложенных из полотенец лебедей у изголовья.

У меня заблестели глаза.

— Даже не думай, — предупредил Артур.

Но я уже разбежалась и плюхнулась прямо в середину кровати, разворошив на ней все покрывало.

— Давай ко мне, — матрас был жестковат, я лежала на нем в форме звезды и смеялась, зазывая Артура.

Из него получился бы ужасный актёр. Как бы он ни пытался изобразить осуждающий взгляд — уголки его губ упрямо ползли вверх.

Он не стал двигаться ко мне в середину, а сел на самый край, чтобы в итоге мне самой пришлось пробираться к нему сквозь зону препятствий из разбросанных подушек.

— Хочу снова позадавать тебе вопросы. — сказала я, устроившись рядом.

— Я тоже.

— Сыграем в вопрос-ответ?

— А какие ставки?

— Пока небольшие. Поднимем в течение игры.

— Тогда ты начинаешь.

Он, наверно, подумал, что я снова растеряюсь. Но с того дня на набережной прошло много времени, и у меня накопилось миллион вопросов. Я присосусь к нему, как пиявка, но не упущу ни единой возможности их задать.

— Сколько из этих книг ты прочитал? — я указала на стену, большую часть которой занимали полки, полностью забитые книгами.

Шкаф казался грустным и бездушным.

— Ни одной.

Он взял с полки одну из книг и раскрыл ее. Судя по обложке, это была биография какого-то итальянского архитектора. Когда книга захрустела у самого корешка, стало понятно, что он открыл ее в первый раз.

— Все вещи после ремонта сюда закупил дизайнер. Мои книги остались в Лондоне. А некоторые я храню здесь. — он приоткрыл ящик прикроватной тумбочки, где друг на друга были аккуратно сложены книги в мягкой и твёрдой обложке. — Вот и вся моя личность.

Гёте, Пруст, Бальзак, Виктор Гюго, Теодор Драйзер, Вольтер. Никого из них я никогда в жизни не читала.

— На какое отделение ты поступил в Оксфорде?

— Мой черёд задавать вопрос, — напомнил он.

— Точно.

— Как так получилось, что у тебя сегодня ни одного порезанного пальца?

Он взял мои наманикюренные желтым лаком пальцы в свои. Его руки были такие большие и удобные, я бы отдала любые деньги, лишь бы арендовать их хоть на часок.

— Я больше не открываю никому пивные бутылки в «Крузе», так распорядился Рави, наш управляющий. А один порез все-таки есть, — я показала ему фалангу указательного пальца на левой руке, — просто не стала заматывать его в пластырь.

Он поднёс мой палец ближе к лицу и начал рассматривать его со всех сторон, словно какой-то древний артефакт. А затем приблизил к нему губы и поцеловал, обводя заживающую ранку языком.

— Ты на вкус, как печенька. — сказал он.

— Я…ээ-э…

Прощай, мой здравый смысл, ты служил мне верой и правдой, я буду очень по тебе скучать.

— Я поступаю на факультет инженерных наук, кстати. — усмехнулся Артур, к моему превеликому счастью вспоминая ранее заданный ему вопрос. — Буду проектировать ракеты и самолёты.

Я сразу же вышла из остолбенения.

— Стой. Ты же говорил, что будешь изучать литературу. — я припомнила наш разговор на набережной.

— Я возьму для этого дополнительные академические часы.

— И сколько ты тогда будешь учиться?

— Примерно восемьдесят часов в неделю.

— Звучит ужасно. Сколько вообще часов неделе? Тебе хотя бы хватит времени в промежутке сказать «Ненавижу этот чертов колледж»?

— Я надеюсь, что да.

— Почему тебе просто сразу не взять курс литературы?

— Это уже два вопроса.

— Артур! — я со злости хотела треснуть его по плечу, но промахнулась.

Он успел извернуться и, поймав мою руку, резко потянул на себя. Наши тела столкнулись, и лица неожиданно оказались совсем близко друг к другу.

— Почему ты зовёшь меня по имени, только когда зла на меня? — он сощурился, сканируя потемневшим взглядом все мое лицо. — Мне бы хотелось слышать его от тебя чаще, но не могу же я вечно выводить тебя из себя.

— А мне кажется, что можешь. — я заломила бровь.

Мы сидели так, что моя левая нога соприкасалась с внешней стороной его твердого бедра. Моя кожа пылала, соприкасаясь с приятной мягкостью брюк.

— Артур? — произнесла я, надеясь на его благосклонность.

Он усмехнулся, покачав головой.

— Тебе повезло, что ты очаровашка, Рузвельт. — он успел щёлкнуть меня по носу прежде, чем я откусила ему палец. — Я не могу выбрать литературу. Отец ни за что мне этого не позволит.