Спорим, моя? - Рошаль Шантье Страница 40

— Мам, ну он чего? — смотрю на нее, ожидая поддержки, но возмущаться стараюсь полушепотом. А это сложно, учитывая мою «покладистость».

— Арина, мы не слепые и прекрасно видели, что машина твоего воздыхателя остановилась около двора немного за десять.

— И что?

— А ты считаешь своего отца беспросветным ничего не понимающим глупцом? — мама приподымает бровь и смотрит с упреком.

— Ма, давай без догадок? Я ничего не понимаю! — снимаю тренч довольно медленно, зависая над сказанными ею фразами.

— Что тут понимать? — разводит руками, — Мы тоже были молодыми и знаем, чем занимаются люди в машине.

— Ты что?! Ничего такого! — от неожиданности делаю шаг вперед и даже о конспирации забываю. Последние слова звучат на удивление громко.

— Арина. Я говорю про поцелуи, — прикрывает глаза, видимо, призывая все на свете терпение, — но твоему отцу даже этого знать наверняка не обязательно. Это я у нас в семье отвечаю за современность, папа более консервативен. Он ведь считает, что это первое свидание у вас. — я вздыхаю, покаянно опустив голову. Мне не стыдно и мама меня не стыдит, просто в чем-то она права, — В общем, беспокоится он за твое сердце. Мы тебя с детства холили и лелеили, понимаешь? А тут какой-то Вася.

— Он Макар, мам, — прыскаю я, отвечая смехом на её шутку, — и чего делать? — все-таки поднимаю на нее взгляд и смотрю заговорщицки. Ну хорошее у меня настроение, что мне теперь поделать-то? Не выходит даже вид грустный сделать!

— Да ничего, — на удивление просто пожимает плечами она, — Ему полезно понять, что ты выросла, но некоторые моменты лучше не показывать, ладно? — и подмигивает.

Киваю и обнимаю свою мудрую маму. Повезло, так повезло! А после поднимаюсь к себе. Быстро принимаю душ и плюхаюсь на кровать. И долго-долго не могу уснуть, потому что я занята поминутным разбором самого-самого в мире свидания. Моего и Макара. А может быть, Арина Туманова-Ветрова действительно звучит не плохо?

Глава 31

Восьмое марта в нашей семье — святой праздник. С утра папа с братом неизменно будили нас с мамой букетом цветов и сладостями, дом украшали гелиевыми шариками, которые сопровождали меня от лестницы, а маму от спальни. Они вели нас на кухню. Все дороги ведут на кухню да, но восьмого марта лишь для того, чтобы отведать старания наших мужчин. Оладьи или блинчики, тосты с разными джемами, а однажды даже яйцо пашот на подушке из овощей. Это папа так красноречиво придумал. Подушкой представляли собой листья салата и черри, заправленные французской горчицей, а на два яйца пашот наши поварята перевели целую пачку яиц.

Этот день всегда ассоциировался у меня с приключениями мужчин на кухне: однажды пирог достать забыли, а в прошлом году сковороду сожгли, но это никогда не было проблемой или причиной ссор. Мы всегда смеялись с мамой, шествовали по шариковой тропинке с видом принцесс и усиленно старались не замечать бардак на поверхностях или валящий из печки дым.

Сегодняшний день выделяется еще и тем, что он впервые без Владика и от этого мне грустно. Конечно, он уже взрослый и когда-нибудь это должно было случиться, но я думала, что подобного рода традиции мы перенесем в свои семьи и потом будем приезжать к родителям, чтобы разделить с ними праздник. Так мне хотелось. Слишком идеалистично, наверное. Натягиваю на лицо беззаботность и кутаясь в халат поскорее выхожу из комнаты.

Конечно, папочка справился и сам! Розовые и белые шарики встречают меня у самой двери, а я прохожу мимо, не собирая их. Так атмосфера сохраняется дольше. Прохожу на кухню и замечаю на столе, на месте, за которым я сижу букет из эустомы и розовых роз. Улыбка не сползает с лица ни на мгновение. Оборачиваюсь, когда слышу шаги. Мама уже с букетом таких же, как и у меня цветов, только розы бежевые. Папа и Влад перестали носить мне цветы, пока я сплю, когда посчитали меня уже достаточно взрослой, чтобы входить в мою комнату без стука. Мы с мамой как раз обмениваемся счастливыми взглядами, когда входит отец.

— Доброе утро, поздравляю, дочка! Будь счастлива и слушай свое сердце!

— Спасибо, папа, — обнимаю его в ответ и прохожу к кухонному гарнитуру, чтобы достать две вазы, а потом забрать цветы в свою комнату. Мы так всегда делаем, потому что они для нас!

— А теперь за стол, девчонки, за стол!

Я занимаю свой стул, пока мама ставит букет в свободную вазу и садится напротив. Отец расставляет тарелки, ставит чайничек чая, кладет приборы, даже о салфетках не забывает! А потом устраивает на средине стола две подставки под горячее. Запах выпечки, заполонивший дом я почувствовала еще на ступенях и теперь мы, обмениваясь заинтересованными взглядами с мамой, гадаем что именно испек отец.

— Киш с курицей и овощами и шарлотка для моих самых дорогих женщин!

Из холодильника появляется салат, блюдо с разными пирожными, фруктовая нарезка, а еще киевский торт, который так любит мама. Папа не забыл и тирамису — мой любимый десерт. Сказать, что мы удивлены — ничего не сказать! Потому что это пир на весь мир, а не завтрак.

И вдруг меня осеняет! Я знаю, что он делает. Старается сделать все на свете, чтобы мы не грустили из-за Владика. Значит, не придет… Я бы даже его невесту с овечьей головой потерпела, но он ограничился только сообщением, которым только что пиликнул мой телефон.

«С восьмым марта! Пусть все сбывается!»

Лаконично. Вот вроде бы и поздравил, а будто бы в душу плюнул. Потому что Влад никогда раньше не ограничивался сообщением. Даже в день моего двадцатого дня рождения, когда у него задержали рейс Львов — Киев, он сбросил длиннющую поздравительную смс, а потом позвонил, но все-таки успел.

«Как же я мог пропустить, липучка?!» — воскликнул тогда он, бросая сумку,