Тэмми Фолкнер - Умный, сексуальный, молчаливый (ЛП) Страница 41

Папа вдруг превратился в питбуля. Он любящий, заботливый, весёлый, а ещё недавно в нём появилась частичка, готовая бороться до самой смерти. И он борется за Ридов. Он боролся за Логана, отыскав самого лучше невролога. Он боролся за Пита — и до сих пор делает это — и он борется за меня. Каждый день папа приходит, чтобы поговорить. Он всё ещё на костылях, но ему уже лучше. Он чувствует вину во всём, что касается Логана.

Сэм садится и кладёт ноги на край кровати. Съехав в кресле пониже, он складывает руки на груди и закрывает глаза. В комнате темно, никто не заходит. И Сэм тут же засыпает. Парни тоже порядком устали. Я смотрю на Логана и касаюсь пальцем его губ. Он не шевелится. Я перевожу взгляд на раскладушку, которую принесла медсестра специально для меня, но мне не хочется там спать. Я отодвигаю одеяла и проскальзываю в постель к Логану. Почувствовав, как зашевелилась кровать, Сэм открывает глаза и смотрит на меня. Он качает головой и ухмыляется.

— Если ты будешь приставать к нему, пока он в отключке, мне придётся рассказать ему об этом, когда он очнётся, — шутит Сэм.

Я кладу голову на плечо Логана, стараясь не задеть всевозможные проводки, трубочки или синяки.

— Думаешь, он будет возражать? — спрашиваю я.

Сэм усмехается.

— Думаю, он будет в охрененном восторге. Ты шутишь, да?

Я устраиваюсь поудобнее и расслабляюсь рядом с Логаном, делаю глубокий вдох. Сон одолевает меня, и мне снится Логан.

Логан

Я брожу по полю с цветами. Они кажутся реальными, вот только лепестки у них чёрные, с синими прожилками, и когда я прохожу мимо, их соцветия нежно касаются моей руки. Я хватаю один цветок, но он от меня ускользает. Тянусь к другому, и происходит то же самое.

Уже давно мне не снятся сны, в которых есть слова. Только язык жестов. Но вдруг я слышу голос. «Логан», — зовёт он меня. Этот голос мне знаком, и поле неожиданно начинает пахнуть, как моя мама. Цветы расходятся в стороны, и вот она стоит передо мной, облачённая в красивое белое платье, низ которого колышется вокруг неё. Она не поёт. Но я могу слышать её голос, такой же как до того, когда мне исполнилось двенадцать. И слышу я с предельной чёткостью.

Она не приближается. Складывает руки у рта и кричит:

— Логан! Пора возвращаться.

Наверное, мне нужно вернуться домой, пока не зажглись фонари. Если я не приду домой, мама пойдёт меня искать, а мне никогда не нравится, когда она приходит за мной. Мне неловко. Так что я всегда возвращаюсь домой до того, как включат уличное освещение.

Но, похоже, не сегодня.

Я никак не могу отыскать крыльцо из-за загораживающих всё грёбаных цветов. Если бы не они, я бы уже давно был дома. Самый близкий ко мне цветок сгибает лепесток, словно зовёт меня идти вперёд. Он не говорит. Просто открывает рот, но голоса не слышно. Но зато слышно маму. Она снова складывает ладони чашечкой и кричит мне. Похоже, теряет терпение. Лучше бы мне поторопиться.

— Логан, пора возвращаться! — кричит мама.

Цветы исчезают, утопая в прекрасном, расцвеченном во все цвета радуги, облаке, и вот остаётся только один. А мама снова зовёт меня.

Я моргаю и смотрю наверх. Надо мной виднеется приглушённый свет, а слева от меня какая-то машина загорается в ритме моего сердцебиения. Я шевелю пальцем. Нос чешется, и мне нужно его почесать, но когда я пытаюсь поднять руку, она кажется неподъёмной. Гораздо тяжелее, чем мне помнится. Я издаю стон, пытаясь поднять её, и мне это удаётся. Но она падает мне на грудь.

Я чувствую нежное щекотание в районе шеи и наклоняю голову, чтобы посмотреть. Это не моя девочка с голубыми прядями. Я снова моргаю. Мне больно держать глаза открытыми. Я снова смотрю на фигуру рядом со мной. Это моя Эмили, прижимается ко мне. Только теперь она блондинка.

Слава богу. Конечно же, она не могла никуда деться. Я заставляю свою руку подняться и кладу ладонь на её щёку. Только, должно быть, получилось не совсем нежно, потому что Эмили шарахается в сторону. Она садится и смотрит на меня сверху вниз.

— Боже мой! Ты очнулся?

Я пытаюсь кивнуть, но мне больно.

— Думаю, да, — говорю я.

В горле пересохло. Эмили протягивает через меня руку и берёт стакан, а затем поднимает его к моим губам. Я делаю глоток, и она отнимает его.

— Потихоньку, — предупреждает Эмили. Её глаза наполняются слезами. — Ты и правда очнулся?

Она наклоняется и трясёт ногу Сэма. Он положил её на край моей кровати. Брат удивлённо подскакивает и чуть не падает со стула, но ему всё-таки удаётся удержаться на месте.

— Логан? — склонившись вперёд, спрашивает он.

Эмили что-то говорит ему, и Сэм подскакивает к кровати. Он смотрит на меня и, глядя в потолок, произносит на выдохе:

— Спасибо Тебе.

— Что произошло? — спрашиваю я.

По щеке Эмили катится слеза, но, уверен, она на меня сердится.

— Ты сделал кое-что совершенно идиотское. Я думала, ты умрёшь. — Она берёт моё лицо в свои руки. — Ты правда вернулся?

— Вернулся откуда?

Она смеётся.

— Оттуда, где ты был последние десять дней.

Десять дней? О чём она, чёрт побери?

— Тебя сбила машина.

И тут воспоминания обрушиваются на меня с той же скоростью, с какой мчался тогда тот автомобиль. Вот почему у меня всё болит. И вот почему я в этой кровати.

— Твой отец? — спрашиваю я.

— С ним всё в порядке, идиот, — отвечает Сэм.

Я киваю.

— Хорошо.

— Если ты ещё раз сделаешь какую-нибудь глупость, как например, снова соберёшься убиться, то Пол тебя прикончит, — предупреждает Сэм. Но он берёт мою руку и крепко сжимает её, наши большие пальцы скрещиваются как при рукопожатии.

— Я так рад, что ты снова с нами, — говорит брат. Его голубые глаза, совсем как мои, вглядываются в моё лицо. — Твоя голова была повреждена. И нога сломана. — Он склоняется ближе, как будто хочет поделиться секретом. — Я слышал, что ты сломал и свой член. Эмили очень этим опечалена. А вот на твою ногу ей плевать.

Мне тут же хочется проверить ту часть моего тела, о которой идёт речь. Однако Сэм смеётся.

— Эмили позже проверит, что там.

— Вообще-то, она не так уж много времени посвящает той моей части, — говорю я. От обезболивающих у меня кружится голова.

Сэм отворачивается, чтобы посмеяться.

— Он здорово не в себе.

Эмили густо краснеет.

— Поверить не могу, что ты это сказал. — Она выпячивает нижнюю губу, и я могу думать лишь об одном — как сильно хочу её поцеловать. Но я голову-то поднять не в состоянии, что уж говорить о чём-то ещё.

— Прости, — выдавливаю я и, пошевелив рукой, добавляю, — у меня всё болит.