Второй шанс на счастье (СИ) - Лакс Айрин Страница 41

Эмоции были обоюдоострыми — я читала это в его потемневшем взгляде. Богдан застыл, не шевелясь. Ничего вокруг не имело значения — палата, моя болезнь и долгие годы, проведённые порознь. Сейчас он был тем же парнем, в которого я влюбилась без памяти. Моим дерзким и сумасшедшим Бо, с замашками циника и наглеца, бесконечно влюблённого в свою девочку.

— Я тебя люблю, — прошептала одними губами. — Я так тебя люблю, что мне почти нечем дышать.

— Дыши, крошка. Давай дышать вместе? — с надломом в голосе произнёс он. Похудевший, со слегка впалыми щеками, от чего черты лица стали ещё более резкими и знакомыми до боли. Мой любимый.

— Я без тебя не хочу! — произнёс, гладя пальцами щёки, запуская электрический ток под кожу. — Я люблю тебя, девочка моя. Давай начнём всё с начала. С чистого листа. Подари мне второй шанс, прошу?

Богдан попросил дать ему второй шанс. А я, глядя в его любимое лицо, которое то и дело расплывалось из-за выступивших слёз, понимала, что буду готова дать ему не только второй шанс. Но и третий, и пятый, и даже десятый, если это потребуется. Хочу надеяться и верить, что у нас всё получится, и готова пробовать снова и снова, откинув в сторону все свои страхи.

— Да, — едва слышно сказала. — Да.

Он обжёг мои губы поцелуем. Слишком жадным и обжигающим, чтобы быть нежным. Но сейчас мне как никогда раньше требовалось именно это — жалящие укусы обоюдной любви, чтобы почувствовать, что у нас есть шанс стать счастливыми.

Эпилог

Меня выписали из больницы через неделю. Богдан устроил большой праздник по этому поводу. Я немного волновалась, впервые переступая порог его дома. Ведь это был шаг в новую жизнь, где было место нам троим: мне, любимому и нашему сыну.

Раньше я даже не позволяла себе мечтать о таком, считая это желание несбыточным. Не хотела травить себе душу напрасно, но сейчас получала сполна всё то, чего было лишена так долго. Нежность, внимание, забота… Жаркие ночи в объятиях друг друга и разговоры обо всём, до севшего, охрипшего голоса. Сбитый к чертям пульс и ощущение, что в груди постоянно горит костёр.

Богдан начал готовиться к операции Максима. Мы уже выбрали клинику в Израиле и собирали все необходимые выписки. Когда Богдан показал все те документы, что отдал ему Виталий, я поняла, что не хватает части медицинских выписок. Пришлось позвонить Виталию. Я не хотела этого делать, но ради сына была готова потерпеть короткий разговор и ради себя — короткую встречу для того, чтобы развестись.

Дела Виталия пошатнулись. Банк забрал нерентабельные объекты, оставшееся имущество Виталий был вынужден продать, чтобы на плаву остались крошечные мотели. На мой звонок он отвечал неохотно. Заявил, что отдал все бумаги, а остальное осталось в доме Марины.

Пришлось нанести туда визит. Максим остался вместе с няней, а я, заручившись поддержкой Богдана, поехала к дому, который долгое время был для меня тюрьмой.

Я снова и снова нажимала на кнопку звонка. Звонок трезвонил без умолку, но Марина не спешила открывать дверь. Не было слышно ни одного звука. Дом стоял как будто мёртвый.

— Может быть, она просто не хочет тебя видеть? — предположил Богдан.

— Не думаю. Марина не упустила бы шанс высказать мне в лицо всё, что она обо мне думает. Честно признаться, я даже немного беспокоюсь. В последнее время она сильно сдала…

Я позвонила в охранное агентство, чтобы узнать, когда в последний раз срабатывала сигнализация. Дежурный охранник ответил, что сигнал не приходил уже несколько дней. На фирме решили, что хозяева дома уехали в отпуск. Ведь Марина действительно могла уехать в отпуск. Но интуиция утверждала обратное. Я предупредила охранников, что уже не живу в этом доме, и собираюсь зайти. Возможно, вредная бабка сменила код, тогда я не смогу снять сигнализацию, и на место прибудет дежурная смена.

Богдан обошёл дом, выбил стекло и залез через окно. Он открыл мне дверь. Сразу же сработала сигнализация. Я попробовала ввести старый код, и он сработал. В другой раз Марина бы уже неслась с воплями навстречу, но сейчас в доме стояла мёртвая тишина.

Мы с Богданом прошлись по первому этажу просторного дома. Всюду было пусто. На кухне царило запустение, были не прибраны крошки со стола, и в мойке стояла чашка, с чаем, покрытым плесенью.

— Как думаешь, где она?

— Поднимемся на второй этаж.

— Может быть, ты останешься здесь, я сам посмотрю? — предложил Богдан.

Мы переговаривались шёпотом. Как будто уже случилось что-то непоправимое, и у нас не было права говорить громким голосом.

— Нет, я пойду с тобой. Я прожила с этой женщиной всю свою жизнь. Я достойна узнать, что с ней стало, — решительно ответила я.

Мы поднялись на второй этаж. Мы обнаружили Марину, лежащей на полу возле лестницы, ведущей на чердак. Судя по всему, она то ли спускалась, то ли поднималась и упала. Вокруг Марины веером лежали старые фотографии, на которых были запечатлены я, отец и мама, счастливые и полные жизни.

В воздухе стоял сильный запах нечистот. Одна нога Марины была сильно опухшей и воспалённой. Открытый перелом. Рана уже начала гноиться. Марина была жива, но едва дышала. Она только шевелила глазами, и губы странно дёргались, будто она силилась что-то сказать.

Сейчас вредная старуха не выглядела грозной. Она была жалкой, слабой и никому не нужной. Я даже не знала, сколько дней она пролежала в луже нечистот и экскрементов, парализованная, неспособная даже позвать на помощь.

Марину увезли в больницу. Два или три дня врачи боролись за её жизнь и пытались сохранить ей ногу. Но пришлось ампутировать конечность чуть ниже колена. Хоть в прошлом я натерпелась от этой вредной стервы много всего, но сейчас не могла бросить её на плохом обеспечении, поэтому обеспечила ей нормальный уход и оплатила услуги сиделки. Через полторы недели Марина пришла в себя и попросила пригласить меня.

— Ты не обязана это делать, — сказал Богдан. — Она принесла тебе много горя и неприятностей.

— Но если я не приду, то никогда не узнаю, о чём она хотела поговорить со мной…

Я приехала в больницу и вошла в палату, поставив небольшой букет гиацинтов на тумбочку. Марина всегда любила эти цветы. Старуха лежала на постели с закрытыми глазами. Я посидела тихо возле её постели, глядя на сухое лицо, испещрённое глубокими морщинами. Она выглядела очень изнеможённой, как будто уже стояла на пороге смерти. Марина ничем не выдавала, что находится в сознании. Я решила не тревожить её и встала.

— Я её напугала, — раздалось еле слышно.

Я вздрогнула от неожиданности и села обратно на стул.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.

— Я её напугала, — снова произнесла Марина, словно не слыша мой вопрос. — Она боялась высоты. Всегда боялась. Я приехала в гости к сыну… Было уже лето. Лето, а у этой замарашки очень грязные окна. Я сделала ей замечание. Вышел скандал. Сын попытался помирить нас и попросил её сделать одолжение и навести порядок, а сам уехал. За цветами, тортом и вином, чтобы потом отметить примирение. Она залезла на окно. Меня в тот момент не было в комнате, я возилась с тобой. Но потом я зашла. Она высунулась из окна очень сильно, чтобы дотянуться до грязного угла. Я знала, что она испугается, если резко окликнуть её. Так и сделала. Она испугалась. И упала. Она не умела летать… Я тоже не умею. Упала с лестницы, когда спускалась. Я могла бы умереть возле этой лестнице, в луже собственного говна. А ты могла уйти, сделав вид, что ничего не видела. Не ушла.

Я отшатнулась от кровати старухи. Как можно быть такой желчной и злобной?

— Постой. Деньги… Забери их. Твой отец оставил их мне. Но мне недолго осталось. Они все станут твоими, — прошептала Марина. — Сделай Максу операцию.

— Сделаю. Обязательно. Богдан уже обо всём договорился. Всего хорошего.

Я подскочила и понеслась на выход. Больше не могла находиться возле кровати Марины ни одной секунды!