Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная Страница 41

— Ух ты, прятки! — сразу же восхищенно пищат мальчики, с восторгом глядя на Давида.

Вижу, как ребята тянутся к нему, и стискиваю зубы. Пусть это дезориентирует и подкупает меня, как мать и женщину, но… Даже несмотря на тот факт, что его близкое присутствие до сих пор волнует мое нутро, как было и в прошлом, но мне ни в коем случае нельзя раскисать. Главная цель и задача сейчас — добыть больше денег и уехать, забрав с собой детей. Необходимо оградить их от влияния на них моей чокнутой семейки.

— Идемте, — прерываю их идиллическое общение, слишком это больно и обезоруживающе.

Делаю максимально серьезный вид, поджимаю губы и хмурю брови, так что мы всей процессией поднимаемся по ступенькам. Но не успеваю я нажать на звонок, как дверь открывается нараспашку дворецким.

— Госпожа Дюран, — улыбается старик, смотря на меня, а затем глядит на детей и Давида, стоящих чуть сзади. — Вы не одна. Добро пожаловать!

Мы заходим в дом, и дети с любопытством оглядываются по сторонам.

— Я пойду в кабинет, подождите меня здесь, хорошо? — обращаюсь скорее к Давиду, но глаза мои направлены на детей.

Все согласно кивают, дети больше липнут к Горскому, даже не обращая внимания на меня. С одной стороны, это меня уязвляет, а с другой — не об этом ли я мечтала, когда требовала подобного поведения от Олега? Часто задумывалась, может, он был безразличен к детям потому, что он им неродной отец. Смогла бы я сама полюбить чужих детей? Не требую ли слишком много от других, сама не имея возможности узнать, как бы поступила в похожей ситуации…

А иногда… Чего уж греха таить… Бывало, что позволяла себе минуты слабости, чтобы помечтать о том, чему не суждено было случиться, но будоражило мне душу: а что, если всё сложилось бы по-другому, и Давид изначально был бы детям настоящим отцом, женился бы на мне, принял детей: видел бы их первые шаги, прорезавшиеся зубы и первые улыбки? Встряхиваю головой, когда достигаю лестницы. Никаких «если бы». История не терпит сослагательного наклонения.

— Нет! — рычу сама себе под нос, чтобы протрезветь от собственных неуемных фантазий.

Соберись, Ева. Шагаю по ступенькам вверх, впечатывая с шумом подошвы в пол. В этот раз не останавливаюсь возле двери кабинета, а решительно ее толкаю.

— Сначала дело, а потом всё остальное, — повторяю себе, как мантру, пока подхожу к столу.

Согласно письму деда, доказательства вины отца в убийстве находятся в закрытом ящичке, а вот ключ приклеен скотчем снизу стола. В общем, как это по-стариковски. Нахожу искомое спустя несколько секунд, вставляю ключ в замок и проворачиваю его с легким скрипом. Всё же время сказывается на металле и деревянных вещах.

— Посмотрим, что же тут, — шепчу себе под нос и открываю тумбочку.

А там меня ожидает сюрприз. Неприятный. Внутри абсолютно пусто.

— Как же так, — в панике мечусь и шарю руками внутри ящичка, но там ничего нет.

Быстро открываю все выдвижные ящики, что попадаются под руку, но ничего не нахожу. Но как же так? Дед пошутил из могилы? Что-то напутал? Или… Никто ведь не знал про эти бумаги… Только я и письмо были свидетельством того, что… Письмо… Мог ли кто-то его прочитать? Но я ведь надежно спрятала его. Ни один человек не знал о существовании послания деда. Разве что на короткое время оно лежало в моей сумке, а потом я надежно перепрятала его. Боже, сумке… Догадка озаряет мою голову. Но тут раздается стук в косяк двери, и все мысли мгновенно вылетают из головы.

— Наконец, мы наедине, — голос Давида хриплый, действует на мои нервы словно афродизиак. Его слова звучат двусмысленно, очень многозначительно, будто мы договаривались о тайном свидании и улучили момент. Но этого не было, я планировала побыть здесь одна, а Горский застал меня врасплох.

Тело от испытанного адреналина и его присутствия слабеет, ноги подкашиваются, но я успеваю привстать и вцепиться руками в углы стола.

— А дети? — растерянно смотрю на него.

Он стоит, прислонившись к косяку. Руки сложены на груди, отчего бугры мышц выделены отчетливее. Чувствую его проницательный взгляд на себе и совершенно теряюсь от этого.

— Они с дворецким, удалось уговорить их временно посводить его с ума.

От его слов у меня против воли вырывается смешок, но я вмиг становлюсь серьезной, нацепляя на лицо злую маску. Я не собираюсь потакать Давиду и быть с ним любезной. Не знаю, зачем он сюда вообще заявился, да еще смотрит так, будто хочет сожрать. Точно так же он пялился на меня в бассейне, заставляя одновременно сгорать от потаенных желаний и стыдиться за эти непрошеные эмоции.

Я растеряна, мой разум разобщен, я совсем запуталась и устала разбираться со всем одна, так устала…

Проблемы тяжким грузом оседают на моих плечах, и мелькает предательская мысль, а не рассказать ли ему сейчас про убийство, совершенное вероломным отцом? Может, стоит позволить мужчинам разобраться между собой? Малодушно стравить их, а самой сбежать? Но сердце не позволяет открыть рот, так что я прикусываю кончик языка, чтобы не сломать мир когда-то любимого мужчины напополам.

А сейчас, Ева? Что ты испытываешь сейчас, глядя на этого человека, который смертельно тебя обидел, выбросил из своей жизни, женился на сестре, а теперь пытается забрать твоих детей? Неужели пойдешь навстречу? Сдашься? Ты ничего ему не должна, ничего!

— Нам стоит спуститься, — сглатываю и пытаюсь пройти мимо Давида, потому что его присутствие мне больше невыносимо, но его рука протягивается и преграждает мне путь.

Делаю шаг назад, но он приближается ко мне. Мы движемся до тех пор, пока я не упираюсь пятой точкой в стол. Давид нависает надо мной, подавляя своей крупной фигурой. Его лицо приближается к моему безумно близко, а руки упираются по бокам от меня.

— Не стоит, — бас проходится мурашками по моему трепещущему телу. — Я бы хотел остаться наедине… С тобой… Русалочка…

И его это «русалочка», как ножом, проходится по моему самообладанию. Воспоминания калейдоскопом проносятся перед глазами. И я настолько глубоко погружаюсь в них, что не успеваю должным образом отреагировать, когда его губы властно обрушиваются на мои. Пытаюсь отодвинуться, сопротивляюсь, но тщетно. А затем отдаюсь в руки судьбы… В виде его сильных, мощных рук. Стону,