Трубадура - Дарья Волкова Страница 41

– Тело увезли. – Тура аккуратно вытерла руки и повесила кухонное полотенце на крючок. – Кремация завтра в два.

– Что?! – Елена Павловна всплеснула руками, и до Туры долетел запах алкоголя. – Кремация?! Ты приняла такое решение, даже не спросив моего мнения? Меня, дочь родную, не спросила?

– Тебя не было.

– Это не по-христиански!

– Дед был атеистом. – Сильная, вдруг навалившаяся усталость сейчас была благом. И слова матери почти не вызывали никаких эмоций. Потому что это бред. Бред невменяемой тупой истерички. – Я всё тебе сказала. Иду спать.

На обратном пути, возвращаясь из ванной, Тура увидела, как мать в столовой достает из буфета коньяк. Тот самый, подаренный Степаном на Новый год. Тот самый, которым дед предлагал отметить их будущее со Стёпой счастье.

Желание отобрать бутылку было настолько же острым, насколько и кратким. Какая теперь разница? Не всё ли теперь равно?

В сон она провалилась быстро, словно наркоз дали. И тут же в ее сновидения ворвались тени – большие, черно-белые, безголосые. Тётка сидит за столом, штопает отцу штаны. Марит – так ее зовут, вдруг вспоминает Тура. А казалось, не помнила ничего. У тёти Марит крупные руки, и стежки тоже крупные. Тура как зачарованная смотрит на ловкие, крупные, натруженные руки, на ровные стежки, на блестящую иглу.

Просыпается, будто уколотая этой иглой. Лицо мокрое. И отчетливая мысль – вот так же надо зашить себе всё сейчас. Всё внутрь затолкать и зашить. Чтобы пережить ближайшие дни. А потом… потом можно будет дёрнуть за нитку и распустить, и пусть вся требуха, слизь, сопли, слезы, боль, стыд, сожаления – пусть всё наружу вываливается. Сейчас нельзя. Сейчас надо проводить деда в последний путь достойно.

А значит, зашить.

Тура смежила веки, и перед глазами снова встали женские умелые руки и блестящая, быстро снующая игла. Точно, так и надо.

Спасибо, тётя Марит.

Заснула Тура снова быстро.

Зал для прощания был набит битком. Знакомых лиц – от силы десяток Тура насчитала. Кто были эти пришедшие на прощание – понятия не имела. Но люди приходили, приносили цветы, смотрели на покойного, говорили какие-то слова.

Елена Павловна вошла в образ, и зал прощания периодически оглашали, перекрывая тихую музыку, ее оглушительные рыдания. Спектакль с заламыванием рук и утиранием слез кружевным платком, который мамаша виртуозно добывала из декольте, был омерзителен. Как и утренний разговор. На неудобную, но неизбежную тему.

Смерть – удовольствие сомнительное и не дешёвое.

– Ты что, вообще не собираешься финансово участвовать в похоронах? – Тура не могла поверить своим ушам. Все-таки умудрилась мамаша ее пробить. Хотя уже ко всему, казалось бы, привыкла.

– Господи, как ты можешь говорить о деньгах в такой день! – Мать демонстративно прижала пальцы с черным маникюром к вискам.

«А вчера был красный», – машинально отметила Тура. Подготовилась. И черная кофточка. Траурная, ага. С прозрачными вставками по бокам. Да какая, к черту, разница?!

– Горе – услуга не бесплатная, – жестко произнесла Тура. Она заштопана наглухо-накрепко суровой ниткой умелой рукой тёти Марит. – Аренда зала, транспортировка, кремация, поминальный обед, место в колумбарии – всё это стоит денег. Сколько ты можешь дать?

– Ты совсем бесчувственная! – Елена Павловна одёрнула узкую кожаную юбку. – Обязательно надо это сейчас обсуждать?

– Соответствующие службы требуют деньги за свои услуги здесь и сейчас, а не тогда, когда у тебя будет для этого подходящее настроение. Я потратила почти все свои сбережения. Ты оплатишь поминальный обед?

– У меня сейчас совсем нет денег… – Елена Павловна отвела взгляд и принялась поправлять огненный локон. – Аванс только на следующей неделе. Я же не планировала, что у меня умрет отец! – закончила она плаксиво.

– Надо полагать, я планировала.

– Да прекрати ты! – Мать все-таки сорвалась на визг. Потом выдохнула: – Раз тебе надо денег – займи у кого-нибудь! А я… потом… с зарплаты… отдам.

Ну, всё ясно. И почему Тура решила, что смерть Павла Корнеевича что-то поменяет в его дочери? Сделает ее чуточку человечнее и порядочнее? Горбатого могила исправит – явно наш случай. Да и черт с тобой.

Копила на мелкий ремонт – спасибо Стёпе. Так, не надо об этом. В общем, на сегодняшний день хватит. А там можно продать стол за три тысячи евро. Наконец-то.

Родившийся в горле всхлип стянул стежок суровой нитки тёти Марит.

Тура весь день потом держала перед глазами эти стежки. В зале прощания, при кремации, когда вручили урну с прахом – особенно. Потом поминальный обед, речи, речи, речи. В какой-то момент ей захотелось встать и спросить: «Где вы были последние годы? Ученики, более молодые коллеги, вы, кто сейчас говорит такие проникновенные слова?» Очень сильно вдруг захотела. Но стежок тёти Марит и тут выручил. А потом нашлась работа, настоящая – удержать подвыпившую Елену Павловну сначала от намерения произнести речь, а потом от попыток соблазнения кого-то из ученых мужей вполне себе дееспособного возраста. Это и послужило сигналом к тому, что обед пора завершать – да и официанты уже теснились в дверях, время аренды истекало.

Дома пришлось выдержать еще одну битву – в Елене под влиянием алкоголя внезапно проснулись материнские чувства и жажда общения. Выручил Туру Яша – он вообще подставил ей дружеское плечо в этот день. И в квартире Дуровых принял на себя огонь. Минут двадцать вялого перебрасывания фразами, потом Яков что-то особенно «удачное» сказал – и Елена Павловна сначала изобразила обиду, потом – попытку скандала. Однако, не найдя взаимности, отправилась почивать, на прощание громко хлопнув дверь. Тура и Яша еще выпили по чашке чаю, преимущественно молча. Так же молча обнялись перед тем, как Яков ушел. И на том бесконечный день, когда со всеми положенными почестями проводили в последний путь профессора нейрофизиологии Павла Корнеевича Дурова, для его внучки завершился.

За все труды сегодня судьба Туре подарила быстрый сон без сновидений.

– Артур, ты можешь мне организовать еще одну встречу?

Кароль хмуро и демонстративно сматывал эластичный бинт.

– Я похож на благотворительную организацию? – процедил он сквозь зубы.

– Не особо, – Степан говорил тихо и серьезно. – Пожалуйста, приведи его еще раз. Должен буду.

– Ты мне и так должен! – Артур отложил бинт в сторону. – Ты думаешь, это просто было сделать в прошлый раз?

– Я не думал,