Диана Гамильтон - Брак во спасение Страница 42

— Это уже не твоя забота.

Она не будет одинока. Ей будет недоставать лишь его. С ней останется ее работа, а потом родится ребенок. Клео рванулась вон из комнаты, но не успела она добежать до дверей, как его голос остановил ее:

— Ты ненавидишь меня, правда?

— Да! — яростно выкрикнула она. Он смешал и перепутал ее чувства, из-за него любовь и ненависть слились в ней воедино, и она была больше не в силах терпеть эти муки. Ей нужно было вырваться, глотнуть свежего воздуха, не отравленного страданиями.

Спотыкаясь, она бросилась вниз по лестнице, он кричал что-то ей вслед, но она не слышала слов. Он все-таки оказался внизу раньше и схватил ее за плечи.

— Глупышка! — прошептал он побелевшими губами. — Ведь ты могла упасть, разбиться сама и погубить ребенка!

Потрясенная, она яростно взглянула на него, дрожа всем телом, и вырвалась из его цепких рук.

— Вот бы ты был доволен! — язвительно бросила она. — Один неверный шаг, и двое непрошеных иждивенцев с плеч долой! Не все ли тебе равно?

— Нет, мне не все равно! — Он снова схватил ее за плечи и развернул к себе. — Мне, черт побери, не все равно, что будет с тобой и с моим ребенком!

Клео взметнула на него взгляд. Кто-то из них явно сошел с ума. Либо ей стали слышаться вещи, которые она хотела слышать, либо в нем произошел некий психологический сдвиг, и он в накале страстей признал свое отцовство, потому что слишком хотел быть отцом.

Его сильные руки все еще сжимали ей плечи, и каждый его палец жег ее кожу сквозь тонкую ткань летнего платья. И он был так близок, так желанен, так любим.

— Я не ослышалась? — саркастически спросила она. Джуд отпустил ее, беспомощно уронив руки. — Ты и в самом деле признаешь, что ребенок твой?

— Да.

Признание далось нелегко, его лицо посуровело, и Клео недоверчиво взглянула на него. Неужели он наконец понял, что она достойна доверия? Неужели она настолько ему небезразлична, что он сам додумался до этого? В ней снова слабо затеплилась надежда, которую она давно похоронила. Но не глупо ли с ее стороны до сих пор мечтать о жизни с ним? Он стал виновником многих мучений, она никогда бы не поверила, что способна столько вытерпеть. И все же, нравится нам это или нет, любовь не вода в кране, которую можно пустить и перекрыть когда захочется.

— Ты вправе меня ненавидеть, Клео. Я очень виноват перед тобой.

Он стоял перед ней, кусая губы, бледный, уничтоженный, с безвольно упавшими руками. Клео не думала, что он может быть таким. Потом он приблизился к раскрытой двери и уставился на освещенные солнцем заросли сада.

— Я не надеюсь, что ты примешь мои извинения, но, может быть, ты поверишь в мою искренность. Я бесконечно виноват. — Он обернулся к ней, потупив глаза. — Поэтому я согласен дать тебе развод, которого ты требуешь. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. — В углу рта задергался мускул, голос сорвался, и Джуд снова отвернулся к двери. — Если хочешь осмотреть дом вокруг, я подожду тебя там.

В ее голове все смешалось. Это же бессмысленно! Он наконец-то понял свою ошибку, признал, что ребенок, которого она носит, — его, он даже извинился! И, несмотря на это, он хочет с ней развестись. Еще несколько дней назад, будучи о ней самого худшего мнения, он наотрез отказался разводиться в течение нескольких лет!

Джуд направился к каменной скамейке у садовой стены розового кирпича, чтобы ждать ее там. Забыв о желании осматривать окрестности, она побежала за ним, спотыкаясь на поросшей травой дорожке, путаясь в пышных юбках голубого летнего платья.

Он удивленно обернулся, заслышав ее быстрые шаги, и она, задыхаясь, проговорила:

— Ты не можешь уйти прямо сейчас.

— Почему?

Было ли его непонимание притворством, Клео не знала. Джуд продолжал:

— Не беспокойся. Если верить агенту, дом вполне надежен. Но в любом случае у нас будут еще и инспекторские отчеты. А к саду я равнодушен. Я подожду тебя здесь.

Он опустился на камень и устало закрыл глаза — или он хотел прогнать ее?

— Я не о доме, черт бы его побрал! — выпалила она.

Его синие глаза распахнулись.

— Если хочешь что-нибудь сказать, говори, — безжизненно пробормотал он, и Клео никак не могла его понять.

— Я о разводе.

С сильно бьющимся сердцем она села рядом. Она знала, надеяться не на что, но не могла молчать. Конечно, она для него обуза, от которой нужно как можно скорее избавиться; но ведь он тревожился о ней и ребенке, и этого она не могла забыть.

— Это займет некоторое время, Клео, но я завтра же дам делу ход.

Он говорил мягко, словно с нетерпеливым ребенком, но она, взметнув волосами, резко замотала головой. Он явно решил понимать все ее слова превратно!

— Я хотела сказать, — твердо начала она, — что ведь нам совсем не нужно разводиться, правда?

— Ты что, намерена себя доконать? — Он вскочил с камня, охваченный непонятной для нее яростью. Лицо исказилось, губы дрожали. — Теперь это единственное, что имеет смысл. Когда Фиона рассказала мне, как Фентон пытался тебя шантажировать, когда я узнал, что случилось на самом деле… — Он с силой ударил себя кулаком по ладони. — О Боже! Если я встречу его снова, я убью его!

— Фиона все тебе рассказала?

У Клео сжалось сердце. Она думала, что Фионе можно доверять, но сейчас для нее было важно даже не это нарушенное обещание. Она, как последняя идиотка, надеялась, что Джуд сам поверил ей, поверил потому, что она ему небезразлична.

— Но ведь Фиона обещала… — пролепетала она срывающимся голосом, и Джуд взглянул на нее почти с сожалением.

— Я знаю. И тем не менее она мне все рассказала. Очевидно, ты плохо ее знаешь. Она всегда сама решает, что ей делать, и не задумываясь нарушит обещание, если будет уверена, что это принесет пользу. Ты рассказала Фионе, что произошло между тобой и Фентоном на самом деле; но почему ты не рассказала об этом мне?

— О Господи! — Клео закрыла лицо руками, не зная, смеяться ей или плакать над несправедливостью его упрека. — Да потому, что ты и слушать меня не хотел! — Она сердито взглянула на него. — Когда в тот день ты вошел в комнату, Фентон пытался меня изнасиловать. И все, на что ты оказался способен, — это сделать для себя мерзкие, оскорбительные выводы!

— О, прости меня! — простонал он, падая на каменное сиденье рядом с ней. Клео искоса заметила, что руки его дрожат. Но он быстро сумел овладеть собой и наклонился вперед, опершись локтями о колени и обессилено свесив кисти. — Я уже сказал, что все мои извинения ничтожны по сравнению с моей виной, и единственное, что я могу сделать, — это дать тебе согласие на развод, ведь из-за меня твоя жизнь стала невыносимой.