Фабио Воло - Импровизация на тему любви Страница 42

— Думаю, да. Что тебе подмешали в вино? Я смотрю, ты не шутишь. Вот почему ты одна, ты, как Пенелопа, ждешь, когда вернется твой муж.

— Если бы я была Пенелопой… Это правда, она ждала и дождалась именно Одиссея. Подумай, что она могла почувствовать, когда он оказался дома. Что она испытывала в его объятиях. Наверняка, даже когда он был далеко от нее, она ощущала, что он наблюдает за ней. Быть может, она чистила блюдо, и ей казалось, что он сидит за столом. Она ощущала на себе его взгляд, чувствовала, что он любит ее Она чувствовала себя любимой даже тогда, когда он был в объятиях других женщин. А в нашей жизни ты можешь ждать годами, а потом видишь в своем доме человека, который даже кран починить не может или делает вид, что ничего не происходит, но самое худшее, когда он ни слова не говорит даже тогда, когда все совсем уж плохо. Проблема не в том, сколько ты ждешь, а в том, кого ты ждешь.

После ужина мы пошли домой. Был вечер пятницы, но на другой день Микела должна была выйти на работу. Однако она пообещала мне, что на следующей неделе возьмет два дня отгула, чтобы провести со мной весь день.

Красное вино нас развеселило. Мы были в меру пьяны. Как говорят испанцы — до точки. Это когда входишь в дом, срываешь с себя одежду, а утром видишь на полу свои брюки; карманы штанин вывернуты наизнанку, все содержимое рассыпано по полу. Именно так потом и случилось.

16.МЫ УЗНАЁМ ДРУГ ДРУГА (…осталось восемь дней)

По правилам игры я мог, не стесняясь, выражать свои чувства. Будь что будет, ведь мы все равно расстанемся. Оставалось восемь дней.

Со дня нашей помолвки с Микелой у меня появилась привычка писать ей короткие записки. Я оставлял их в ее сумочке, в карманах жакета или в карманах брюк Я подкладывал свои листочки ей в бумажник, приклеивал к экрану ноутбука — открыв его, она могла видеть мою записку перед собой. Я наслаждался возможностью свободно выражать свои чувства.

Утром Микела оставила мне ключи; мы договорились, что я приготовлю ужин и мы не пойдем в ресторан. Я пошел за продуктами в магазин на углу Бродвея и Принс-стрит. Мне пришлось постоянно одергивать себя, потому что, когда я иду за продуктами, у меня возникает желание скупить все, что лежит на прилавках; рыбу и мясо, фрукты и овощи и даже кухонную утварь. Я взял только то, что нужно было для ужина, букет цветов и бутылку вина. Потом я зашел в другой отдел и купил несмываемый фломастер. А разве бывает смываемый? Ладно, проехали…

Потом я вернулся домой. Перед тем как открыть дверь, я обратил внимание на забавную надпись на коврике у соседних дверей. Вместо привычного «Добро пожаловать» там было написано «О, нет! Опять ты».

Оставив покупки дома, я снова вышел на улицу погулять по городу. До Нью-Йорка я давно уже не бродил в одиночестве по незнакомому городу. Когда я был моложе, такое случалось часто. В первый раз — в Лондоне, после того как я сдал все экзамены. Я хотел как можно лучше выучить английский язык — знаний, полученных в школе, мне явно недоставало. Поэтому я поехал в Лондон. Для меня это был первый опыт жизни за границей. Я должен был все делать сам. Помню, мне было немного страшно, но в то же время я впервые испытал чувство, которое ранее мне было незнакомо: пьянящее чувство свободы. Это было что-то вроде личного вызова, от меня требовалось повернуться лицом к незнакомому миру, и я чувствовал, что в конце этого испытания меня ждет нечто важное, какая-то грань, через которую я должен буду переступить, и это должно было сделать меня мужчиной. В конце концов, я становился совершеннолетним, и я обязан что-то сделать.

Есть индийская поговорка, которая гласит: «Нет никакого достоинства в том, что ты в чем-то превосходит… другого. Настоящее достоинство в том, что ты становишься лучше, чем был раньше». Вот, кстати, основная причина, по которой я оказался в Нью-Йорке.

А та поездка в Лондон была одной из самых важных вех в моей жизни. Самолет приземлился в Хитроу в полдень, после вынужденной посадки в Швейцарии из-за неполадок с двигателем. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, я думаю, что именно этот случай вызвал во мне страх перед полетами. В общем, я прилетел в Лондон в полдень, а уже к четырем часам дня нашел работу мойщиком посуды в ресторане у Ливерпульского вокзала. Прилетел я в пятницу. На работу надо было выходить в понедельник. У меня оказалось почти три свободных дня.

Преодолевать первые трудности мне помогали внутренняя собранность и энтузиазм, но немного погодя на меня навалилась тоска. Каждый день я плакал, плакал, но не хотел возвращаться домой. Я чувствовал себя одиноким, затерянным в мире, который не замечал меня и, казалось, отталкивал от себя. С детских лет я привык ощущать себя человеком, который приглашения оказался на чужом празднике. В Лондоне это же ощущение вызвало у меня желание отвоевать, наконец, для себя жизненное пространства. Я хотел, чтобы окружающий мир стал моим. В те дни мне было плохо, потому что, когда мои школьные товарищи там, в Италии, преспокойно отдыхали на море, абсолютно уверенные в том, что в будущем их ждет только удача, я чувствовал себя всеми покинутым и на будущее у меня были совсем другие взгляды… Я то и дело спрашивал себя: зачем я принял такое глупое решение, прилетев в Лондон, за что я наказываю себя, когда мне следовало бы наслаждаться жизнью, как другие. «Брось ты все, возвращайся домой, поедешь к друзьям, на море!» — мне часто слышалось такое. Голоса сирен, заманивавших Одиссея… И только потом я понял, какую огромную ценность приобретает для нас умение преодолевать трудности, как важно в жизни умение решать поставленные перед собой задачи.

Когда я звонил маме, я говорил ей, что у меня все в порядке, просил ее не беспокоиться, а потом набирал номер бабушки и, с трудом сдерживая слезы, признавался ей, что мне не сладко. Тогда она начинала умолять меня вернуться дамой. После ее слов я не выдерживал и пускался в слезы, и бабушка все повторяла в трубку мое имя: «Джакомо… Джакомо… Джакомо… Ну, не надо… не надо…» Я прекращал плакать и говорил ей, что люблю ее, тогда плакать начинала она.

У меня все время появлялась улыбка, когда бабушка благодарила меня за то, что я позвонил ей: «Спасибо за то, что позвонил…»

Желаю тебе крепкого здоровья, бабушка!

Из своей тоскливой жизни в Лондоне я отчетливо помню один день. Был июль, лил дождь. Я шел под дождем и плакал. Я проклинал Лондон за бесконечные дожди, за трудно дающийся мне язык, за то, что его жители не обращают на меня внимания, за то, что они, услышав мой акцент, смеются прямо мне в лицо и говорят, что не понимают меня. Я вышел к перекрестку, весь во власти этих переживаний, и, прежде чем пересечь улицу, посмотрел, нет ли приближающихся машин. Но посмотрел я налево, как привык в своем городе. Машин не было видно, и я сделал первые два шага. Справа, в нескольких сантиметрах от меня, резко затормозив, остановилось такси. Я в испуге отскочил назад. Водитель обругал меня, потом тронулся дальше. Я стоял у края тротуара, меня трясло, по щекам текли слезы. Минут двадцать я неподвижно стоял под дождем и плакал. Потом я вернулся в свою комнатушку и залез в постель. Проснулся я только на другой день.