Вера Копейко - Партнер для танго Страница 42

Но, думала Ирина, одинокой женщина тоже не должна оставаться. Может быть, это внушили ей мать и бабушка, не в прямую, а своими разговорами. Между собой, оценивая поступки знакомых и их детей, с приятельницами по телефону.

Ирине казалось, она нашла определение одного свойства матери. В ней как будто нет души. Как нет ее у фотографии, но есть у картины. От подлинника исходит энергия, от копии — нет. Красиво, не более того.

В таком случае матери было достаточно тела, чтобы выйти за отца? А ей самой мало, чтобы выйти за Кирилла?

— Мам, а что все-таки произошло между вами? Теперь ты можешь мне рассказать? — спросила Ирина.

— В том-то и дело, что ничего. — Зоя Павловна пожала плечами. — Когда я выходила замуж, сама не знала, что делаю. Моя мать знала. Любила я только Глеба. Ты видела его на фотографиях. Всегда любила. — Она высморкалась, перевела дыхание. Покачала головой. — Что же такое я с собой сделала?

— Что ты сделала? — повторила за ней Ирина. — Ты отделила душу от тела.

Мать открыла рот и замерла.

— Да, да. Душу отдала Глебу, а тело — мужу.

— Ч-что… что ты такое говоришь… невозможное…

— Возможное, — усмехнулась Ирина. — Потому что я не хочу повторить твой вариант.

Мать вздохнула. Промокнула глаза платочком.

— Ты сильная, как бабушка, — пробормотала она. — Знаешь, было время, когда я хотела, чтобы ты вышла за Кирилла. Но это, — в ее голосе Ирина уловила нотки извинения, — инстинктивное желание всякой матери — удачно пристроить дочь. Я сейчас много работаю над собой, — призналась она.

— Получается? — спросила Ирина.

— Кое-что… — Зоя Павловна хлюпнула носом.

— Отец перед уходом сказал… — тихо начала Ирина и увидела, как насторожилась мать. — Он сказал, что только сейчас поверил, что я его дочь.

Мать отдернула платок от носа.

— То есть как? — прохрипела она.

— Он думал, у него не может быть детей, — сказала Ирина.

— Он что же… Он подозревал?.. Меня? — Зоя Павловна резко выпрямилась. — Я не давала ему повода! — Голос сорвался. — Как он посмел! Как! В конце концов, есть три буквы… они всем известны… — Она задыхалась.

Ирина знала — надо немедленно сбить этот накал чем-то неожиданным, иначе у матери подскочит давление.

Намеренно громко рассмеялась, предупреждающе подняла руку.

— Мама, только не произноси…

— Что именно? — не поняла мать.

— Слово из трех букв.

Секунда молчания, потом в темноте послышался голос матери, но уже другой. В нем не было накала, а лишь замешательство.

— Я не произношу неприличных слов. Надеюсь, в этом ты не можешь меня обвинить.

— Да кто сомневался? Я о трех буквах, которые стали повальным увлечением. Не произноси их, потому что сегодня все грозят друг другу анализом на ДНК. Чтобы подтвердить или опровергнуть, чей ребенок на самом деле.

— Но тогда почему он так сказал? — не отступала мать.

— Не мог поверить в свое счастье. После того что с ним случилось в молодости, у него есть дочь. Он сказал, что вы оба были убитые любовью. Каждый своей. Но он благодарен тебе…

— Ну что ж, спасибо и ему тоже, — проговорила Зоя Павловна.

— Пойдем спать, — сказала Ирина. — Ты уезжаешь, тебе надо собраться. А у меня утром встреча с нотариусом.

Они разошлись по комнатам. Обе на удивление быстро заснули.

Утром Ирина встала раньше матери, тихо собралась и поехала в контору к назначенному часу.

Если правда, что у человека каждый день возникает в голове шестьдесят тысяч мыслей, то у Ирины все они были об одном: как поступить с тем, что на нее свалилось. А именно с землей — наследством от отца.

Она, конечно, слышала о существовании дома в деревне и семнадцати сотках вокруг него, но никогда не видела. Ну вот, усмехнулась она, ей не хватало пятого дома. В четырех попеременно она уже жила.

Эти сотки Ирина никогда не примеряла на себя. Зачем? Все равно что прикинуть шубу шестидесятого размера при ее сорок четвертом. В голову не приходило. Что с ними делать? Продавать? Ирина снова усмехнулась. Сосед взглянул на нее и отодвинулся на краешек сиденья.

Но как продать? Придется долго гоняться за покупателем. Конечно, будь ее земля не за семью волоками, как говорят в этих местах, то и горя мало. А до Созоново ехать и ехать…

Ирина вышла на остановке «Кинотеатр», увидела вывеску конторы. Она занимала квартиру на первом этаже жилого дома, выкрашенного розовой краской. Открыла дверь подъезда и увидела табличку с именем нотариуса. Ей сюда.

— Итак, вы принимаете на себя все наследство от вашего отца, где бы оно ни находилось и в чем бы оно ни выражалось, — объявила полная блондинка с разглаженным розовым лицом.

Ирина кивнула. Росчерк пера, квитанция об оплате услуг. Все.

Она вышла на бульвар. Ей не хотелось садиться в автобус, можно пройти до дома пешком, она больше не спешила. Липы, которые помнила прутиками — приезжала к бабушке после Вьетнама, — вознеслись к небу, стали толстыми в стволе и ветвистыми в кроне.

Но вообще-то зачем ей такое счастье — земля? Внезапная досада охватила ее. К тому же вспомнила, как мать говорила:

— Земля? Это еще тот подарок. У моего деда была земля. Опыт плохо кончился. Землю отняли, а его сослали в Сибирь. Я не хочу слышать ни о какой земле.

— Тогда почему вы с отцом купили ее? — спросила Ирина.

— Мы купили? — Мать сделала ударение на слове «мы». — Это он купил. Не я. Не знаю, что он собирался с ней делать. Теперь разбирайся, наследница.

— Я бы, может, разобралась. Но для этого нужны свободные деньги.

— О бабушкиных деньгах ты знаешь. Получишь в обмен на кандидатский диплом.

Ирина отмахнулась — когда это еще будет.

— Понимаю, после разрыва с Кириллом дело может затянуться. Как думаешь, его отец станет мешать? — спросила мать.

В ее голосе Ирина услышала откровенную тревогу.

— Если будет, — быстро ответила Ирина, она уже думала об этом, — найду другие пути. Защищусь в Москве.

Мать вздохнула:

— Видишь, как вредно торопиться. Надо было сперва…

— Я разберусь, — оборвала ее Ирина.

— Хорошо, хорошо, — поспешила сдаться мать. — Но ведь отец тебе что-то оставил. Я знаю, но не спрашиваю сколько.

Ирина кивнула:

— Оставил.

Сберкнижки отца она нашла — в столешнице складного стола. Круглого в собранном виде и овального — в разобранном, на двенадцать персон. В детстве бабушкин стол приводил ее в восторг. А Маргарита Федоровна протяжно вздыхала:

— Это еще что, не чудо чудесное. У моей тетки, которая была замужем за профессором, — рассказывала она, — был стол на двадцать шесть персон. Из чего он, точно не скажу, но…