Джулия Грегсон - Жасминовые ночи Страница 42

– Очень хорошая. – Он был не в силах остановиться. – Ее пение мне очень понравилось.

– Теперь послушай, – предостерегла она. – Не впадай в глупую романтику. Если она такая, как ты говоришь, то ее жизнь так же важна, как и твоя. Тебе придется это понять, и для тебя это будет очень и очень трудно. Боюсь, ты слишком привык быть в центре внимания.

– Спасибо, мам, – насмешливо сказал он. – Я, по-твоему, хвастун и эгоцентрик, верно? Но, вообще-то, мне нравится ее страстность. Я не боюсь этого. – Час был слишком поздний, и было бы жестоко и немилосердно рассказывать матери о том, как неудачно закончилось их первое и последнее свидание.

Глядя на сына, Элис Бенсон остро чувствовала, как много уже отобрала у него война: его юность, двух лучших друзей. Она решила запомнить его таким, как в эту ночь, с влажными от росы темными волосами и горящими глазами.

– Вообще-то, – он взял у матери сигарету и закурил, – сейчас все главные события разворачиваются в Северной Африке, и я, – он тряхнул головой, – теперь я боец. – Он сжал кулаки и принял позу Тарзана, снова превратившись в глупого подростка. – Тут мы не делали ничего вообще. Я просто с ума сходил от тоски и скуки.

– Могу себе представить, – согласилась она, а сама подумала: «Ненавижу полеты; жалко, что отец когда-то рассказал тебе об этом».

А он подумал: «Нет, ты не можешь себе это представить». Лишь боевой летчик знает азарт полетов и воздушного боя. Именно поэтому Дом подружился с другими пилотами, и их дружба была намного прочнее, чем все, что он знал прежде. Лишь теперь он мог по праву считать себя мужчиной. Способна ли это понять любая женщина? Трудно сказать, хотя Саба, наверное, поняла бы… Он написал ей еще одно письмо, но ответа не получил… Будь она с ним, он бы такое совершил…

Глава 15

С каждым часом волосы Арлетты делались все зеленее, а настроение все мрачнее и, наконец, подошло к опасной черте. Стало ясно, что до отъезда из города ей категорически необходимо попасть к парикмахеру.

Вилли, отчаянно стремившийся помочь, бросился в «Сикурел», так называемый «каирский Хэрродс», узнать, есть ли там так называемый «Закат на Таити» либо какое-то средство от зеленых волос, но миниатюрная француженка, державшая отдел косметики, ничем ему не помогла. Не повезло ему и с чопорной, густо напудренной англичанкой, стоявшей за прилавком в «Чемла», еще одной империи роскоши. Она заявила ему с фальшивым английским произношением, какое это безумие – красить волосы самой, тем более здесь. В отчаянии он бросился в парикмахерскую на базар и вернулся с баночкой какой-то черной дряни, которую ему расхвалил цирюльник. Арлетта подозрительно покосилась на нее, особенно когда узнала про ее происхождение, потом рявкнула:

– Похоже, это тот самый идиот, продавший мне это дерьмо. – Вилли поник и забился в угол, словно побитый пес, который все же мечтает угодить своей хозяйке.

Тут Арлетту осенило. И как она не подумала раньше?

Роясь в своей сумке, она сказала, что ее подруга по последним гастролям с «Merrybelles» очень рекомендовала ей парикмахерский салон на Шария Каср-эль-Нил, недалеко от их офиса. Вот только где точно? Арлетта лихорадочно листала записную книжку. Ага, вот: «Салон Вог», дом 37, владелица Митци Дуринг.

– Иди с ней, Саба, – тихо взмолился Вилли. – Я бы и сам пошел, но она сейчас готова меня убить. Да ты и сама сделаешь себе что-нибудь.

Уговаривать Сабу не пришлось. Ей было жалко Арлетту, внезапно она оказалась такой невезучей. К тому же и у Сабы сильно отросли на жаре волосы, а она совсем не уделяла им внимания, да и стриглась в последний раз еще у Памелы на Помрой-стрит. Ведь Вилли сказал, что у них еще полно времени до отъезда.

Через час с небольшим они уже сидели, обернувшись в полотенца, и пили чай в мягко освещенном салоне с элегантной мебелью, больше напоминавшем гостиную. Хозяйка салона, спокойная, строго одетая дама, похожая скорее на доктора, чем на парикмахера, размотала тюрбан Арлетты и внимательно рассматривала ущерб: терла волосы в пальцах, подносила пряди ближе к свету и бормотала гортанным голосом: «Боже правый, боже мой! Что они с вами сделали?»

Саба и Арлетта быстро переглянулись. Не может быть, неужели она?.. Конечно, нет – даже в перевернутом, сумбурном мире Каира. Но хозяйку звали Митци Дуринг, а это звучало по-немецки. У Сабы заколотилось сердце. Если она сообщит об этом Кливу, то, возможно, просто насмешит его – мол, не успел ее завербовать, а она уже тянет руку в воздух, словно прилежная ученица. Но она непременно должна сообщить ему об этом.

В тишине, подозрительно лишенной обычных фраз, типа «Откуда вы приехали» и «Хорошо ли провели вчера день», Митци велела своей помощнице четырежды тщательно промыть волосы Арлетты. Сама она молча стригла Сабу – ее худые, ловкие руки сверкали бриллиантами, а ее лицо, отражение которого Саба видела в зеркале, было частично скрыто в тени.

Саба делала вид, что читает старый номер «Вог», а сама, когда представлялась такая возможность, внимательно разглядывала Митци и прикидывала, будет ли у нее после салона время взять такси, заехать к Кливу, а потом вернуться на квартиру и окончательно собраться.

Арлетта, заметно успокоившись в уверенных, профессиональных руках фрау Дуринг, моргнула Сабе, поймав ее взгляд. Она стала ей рассказывать, что, по словам Митци, она снова могла облысеть, как тогда на Мальте. Вдруг над дверью зазвенел медный колокольчик, и в салон вошла поразительно красивая молодая египтянка – белолицая, с миндалевидными глазами, на высоких каблуках, в прекрасно сшитом синем шелковом костюме и шелковых чулках. Две длинных косы покачивались при ходьбе, как и ее бедра, делая ее похожей на школьницу, которая уже знает жизнь и провоцирует мужчин.

При виде ее помощница, мывшая волосы Арлетты, громко ахнула: вероятно, в салон зашла важная особа. Девушка извинилась перед Арлеттой, ополоснула руки и усадила немыслимо надушенную незнакомку в кресло возле Сабы.

Саба смотрела в зеркало на лицо Митци. Та приветствовала женщину сначала по-французски, потом по-английски. Ей расплели косы, расчесали густые черные волосы и обсудили их состояние с той же немногословной серьезностью, как и проблемы Арлетты. Через пять минут женщина снова села возле Сабы – ее мокрые волосы были обернуты в тюрбан. Когда Саба встретилась с ней глазами в зеркале, экзотическая незнакомка ей улыбнулась.

– Не возражаете, если я закурю? – спросила она и достала перламутровый портсигар.

– Нет-нет, конечно. – Саба подвинула ей пепельницу.

Саба навострила уши, когда помощница Митци накручивала волосы женщины на изысканный набор бигуди. Митци официально называла женщину мадам Хекмет. Она восхитилась красотой ее кожи, на что женщина улыбнулась, показав ямочки на щеках, и сказала, что благодарна за это своей матери. Та с детства возилась с ней, давала очень много свежих овощей и фруктов, орехов и семечек.