Мейвис Чик - Антракт Страница 42

Я пригласила отца на прогулку в чизвикский парк.

Тусклое зимнее солнце придавало небу нежно-желтоватый оттенок, голые ветви деревьев кланялись нам, как бы приглашая пройти дальше. Белки устроили олимпийские соревнования, а морозный воздух слегка покалывал горло. В тот момент можно было бы наслаждаться безмятежным спокойствием, но я думала только о маме, которая готовила очередной хорошо сбалансированный обед в доме на Милтон-роуд и считала свое присутствие там жизненно необходимым. Она даже упомянула пьесу с участием Финбара Флинна — тоном, в котором читалось «если бы только», и от этого я встревожилась и еще сильнее укрепилась в своем намерении. Они должны уехать задолго до премьеры. Даже я не загадывала так далеко вперед. Кроме того, может, еще ничего и не выйдет. Так будет даже лучше.

Я держала отца под руку, и мы шагали легко и непринужденно, — обстановка располагала к доверительности. Я изо всех сил старалась придумать повод, чтобы начать разговор.

— Джоан, — заметил он, внезапно остановившись, — ты очень напряжена.

— Просто немного замерзла, — объяснила я, и мы пошли дальше.

— Скажи, — начала я через некоторое время, решив, что могу совладать с голосом, — вы собираетесь связаться с Джеком после возвращения, так ведь? Ну, сообщить ему, что все в порядке, и он может забыть обо мне. — Я несколько нервно рассмеялась. — Я имею в виду… Вы ведь готовы сказать ему, что нашли меня в абсолютно нормальном состоянии, и я больше не желаю, чтобы он или еще кто-нибудь меня беспокоил?

— Джоан, — сказал отец, — ты очень сильно сжимаешь мне руку.

Я глубоко вздохнула и немного расслабилась, стараясь казаться безразличной.

— Понимаешь, мне действительно нравится жить одной.

Он похлопал меня по руке.

— Ты ведешь себя очень мужественно, девочка.

— Дело не в этом. Мне нравится!

— Мне кажется, это не совсем нормально.

— Ох, перестань, — раздраженно сказала я, не взвешивая свои слова. — Одно дело примчаться сюда, думая, что я не могу высвободиться из объятий лесбиянки… — Папа напрягся, но я по глупости не обратила внимания на его реакцию. — И совсем другое — волноваться просто потому, что я предпочитаю жить одна. И вообще, что следует считать нормальным?

— Нормально, — веско проговорил он, — это противоположность тому, что ненормально. Я не считаю сознательно выбранную одинокую жизнь нормальной.

— И все же, если бы Джек сказал вам, что я живу с мужчиной, вы бы остались в Эдинбурге? Даже если бы совсем ничего о нем не знали? Но вы решили, что это женщина, и бросили бридж, биржу и банк ради того, чтобы отправиться в Лондон меня спасать?

— Не скажу, что мы были бы в восторге, узнав, что у тебя новый друг, — но, да, смирились бы. В конце концов, в наше время, кажется, так принято. Но мысль о том, что ты живешь так, как описал Джек… Нет, это было слишком.

— Почему? — Любопытство сломало все мои планы. Я никогда не говорила с отцом ни о чем подобном.

— Джоан, ради всего святого! — Он резко остановился и ударил тростью о землю с такой силой, что белки в испуге разбежались со своей трехсотметровой дистанции. — Это ненормально. Против природы. — Он ткнул тростью в сторону настоящей, с его точки зрения, природы. — То, о чем ты говоришь, неестественно!

И зашагал вперед, глядя прямо перед собой. Я услышала, как он глубоко вздохнул:

— Джоан, не следует меня недооценивать. Я не всегда был почтенным шестидесятилетним мужчиной. И считаю, что — гм-м — акт между мужчиной и женщиной вполне приятен. Возможно, это одна из величайших радостей, которую Господь даровал нам. А то, чем ты никогда не будешь заниматься… что делают люди определенного типа, никак с этим не связано. Скорее, даже является полной противоположностью. Это ненормально и… отвратительно.

Я вела себя вполне уравновешенно и по-взрослому. Говорила о сексе с отцом. О таком общении писал доктор Спок, оно характерно для многих, и в книгах я тоже об этом читала. И я почувствовала особую близость к отцу и решила пожертвовать темой об их совместном отъезде в Эдинбург ради этого, гораздо более серьезного, разговора. Сжала его руку и, увидев одинокую птицу, взлетевшую с голого дерева, ошибочно приняла ее за добрый знак. Его непримиримость по отношению к однополому сексу почти ничего не значила в свете только что установившихся искренних отношений.

— Папа, здорово вот так беседовать с тобой. — Мы продолжали идти, держась за руки. — Но я не готова согласиться с тем, что акт любви приятен. Все эти стоны, дерганье, красные потные лица… А потом, в момент проникновения… ты только подумай об этом… — Птица развеселила меня. — Мне кажется, такое нельзя назвать красивым, как считаешь?

Отец остановился как вкопанный.

— Ведь лесбиянкам не приходится делать всего этого, так ведь? — добавила я, потому что не смогла сдержаться.

Короткий расцвет наших отношений был позади. Доверие было полностью утрачено.

Когда отец наконец заговорил, его голос звучал низко и успокаивающе, будто он обращался к раненому, загнанному в угол и потому опасному зверю.

— Возможно, будет лучше, если мама поживет с тобой еще какое-то время.

— Может быть, нам обойти вон то здание и взглянуть на лестницу? — предложила я, радуясь тому, насколько соблазнительно это прозвучало. — Настоящая жемчужина палладианского стиля!

Отец проигнорировал мое предложение.

— Она может вернуться позже. Я потерплю. — Старый добрый дух Дюнкерка[21]. Он снова похлопал меня по руке. — Думаю, это правильное решение…

Проявив хитрость — прием душевнобольных, — я тоже изменила тактику.

— Папа, послушай, в этом нет нужды. Кроме того… — Моя Бона Деа отогнала Семелу и победила. — Думаю, Робину сложно, когда вы вдвоем здесь. Вы, наверное, заметили, он редко заходит…

— Джоан, он вообще не заходит. Не появлялся с того дня, как мы были в театре.

— Вот видишь. Думаю, он немного сдерживается в вашем присутствии.

Сдерживается?

Не стоило употреблять это слово. В нем содержался намек на нечто ужасное, что случится в моем доме, едва они сядут в поезд: кнуты, кожаное белье, вазелин «Нивея», полиэтиленовые пакеты…

— Я хочу сказать, он очень тактичный. Понимает, что мы с вами редко видимся, и не хочет быть назойливым.

Отец заметно расслабился. Он мог в конечном счете передать эстафету кому-то другому.

— Надеюсь видеть его гораздо чаще, когда вы вернетесь домой. — Соврав, я содрогнулась. — Может, вернемся к машине? Я начинаю замерзать.

Я смотрела, как папа втискивается на сиденье рядом со мной. Он выглядел подавленным. Это уж чересчур! Разве случилось нечто, о чем стоит так сильно переживать? Я Почувствовала, что машина просто пропитывается неодобрением, и начала напевать про себя бодрую песенку на мотив «Желтой подводной лодки»: «Сегодня вторник, вторник, вторник. Они едут домой в субботу, субботу, субботу». Очень скоро я стала напевать вслух, только без слов. Отец любил «Битлз» и начал подпевать мне. Если бы он только знал!