Осколки тебя - Янина Логвин Страница 42

Она отвечает учительнице на вопросы, запросто перебрасывается фразами с Ривом Дженкинсом, наклоняясь к парню в сторону соседнего ряда, и когда приходит время короткого теста, передает мне листок. Убирает со щеки волосы, чтобы не мешали ее взгляду, оборачивается, и кладет передо мной бумажный лист.

Я уже собираюсь смять его в кулаке к чертям, когда вдруг замечаю на скуле Трескунка синеватые пятна. Словно вспомнив о них, она тут же набрасывает на щеку пряди и стремительно отворачивается, а я застываю от изумления и чего-то еще, мгновенно перетянувшего горло.

Глава 26

Это ведь… синяк?! Мне не показалось?! Потому что ничем другим эти пятна быть не могут, мне ли не знать. Но… как такое возможно? Откуда?

Я часто бывал в доме Холтов и знаю, что мать и отец носятся с девчонкой, как с принцессой, а Николасу нет до нее дела. Так что, твою мать, происходит?!

На этот раз стерва Эдвардс не оставляет меня после занятий, но холодно напоминает, что я все еще ее должник, и она ждет выполнение заданий в полном объеме, иначе мне на ее уроках делать нечего.

Думаю, она догадывается, с какой бы радостью я забил на них, чего не могу сказать о своем будущем. Здесь есть вопросы, и мы с Эдвардс находим компромисс в молчаливом примирении сторон.

Я едва досиживаю до конца урока, и когда звенит звонок, сдергиваю со стола сумку и выхожу из класса в числе первых учеников. Следы чужой агрессии на лице Лены Холт не дают покоя, но я оставляю девчонку одну — сейчас мне нужен разговор с ней наедине, а в классе это больше не представляется возможным. Я отлично помню, что через четверть часа меня ждет тренировка на стадионе с Херли и командой, но даже мысли не допускаю оставить увиденное без внимания.

Вот только странно, что Алекс молчит и не зудит в голове, донимая нравоучениями. Если бы не он, то какое мне дело до Трескунка?

Я выхожу на улицу и поворачиваю к крылу здания, где расположены музыкальные классы и вход в актовый зал. Девчонка Холт здорово играет на пианино, и трижды в неделю занимается здесь с преподавателем и школьным ансамблем, разучивая разные, никому не интересные номера для утехи комитета и дирекции. Сегодня как раз такой день занятий, и я преграждаю ей путь у торца здания, куда она сворачивает с аллейки, собираясь повернуть за угол.

Она так хорошо держалась в кабинете, что скорее всего сама поверила в свою смелость. Но меня провести сложно, и когда мы внезапно оказываемся на улице лицом к лицу, Трескунок от неожиданности вздрагивает всем телом. Но тут же, опомнившись, пытается взять себя в руки и показать, что не испугалась, но я все равно вижу ее насквозь.

Она не может меня обойти и начинает нервничать, а мне это только на руку. Я молчу, пытаясь сдержать раздражение. Сам тот факт, что я стою сейчас здесь, а не в раздевалке с парнями из «Беркутов» — выводит из себя не меньше, чем растерянное лицо Лены.

Елены. Какое дурацкое имя!

— Дай пройти, Райт, — наконец-то сдается девушка, сообразив, что сбежать не удастся. — Я спешу.

Она краснеет под моим прямым взглядом и оглядывается. Неуверенно здоровается с девчонками, которые проходят мимо и спотыкаются, со смешками засмотревшись на нас.

— Исчезли, живо! — шикаю я на них, и стайка мгновенно разбегается. — Здесь для вас нет ничего интересного!

— У тебя проблемы, Холт? — спрашиваю, когда мы остаемся одни. — Например, с родителями или… с кем-нибудь из парней?

Я вижу, что ее сильно удивляет мой вопрос. Бегающий до этого по сторонам взгляд наконец поднимается, и она смотрит на меня.

— Что?

— Ты глухая или несообразительная, Трескунок? — раздражаюсь я. — Что тебе не ясно в моем вопросе?

Я не пытаюсь казаться добрым или внимательным — это не обо мне, и слова ожидаемо задевают девчонку. Напоровшись сначала на меня, а затем на мой тон, она приподнимает подбородок.

На секунду мне вдруг становится жаль, что взгляд ее мягких, светло-карих глаз омрачается, но я тут же гоню это чувство прочь.

Она хмурится и поправляет на спине рюкзак. Отвечает неожиданно сердито:

— Ты моя проблема, Райт! И если ты сейчас уйдешь и дашь мне пройти — она исчезнет сама собой!

Это звучит довольно смело, но я не собираюсь облегчать ей жизнь. Во всяком случае, до того момента, как получу ответ. А с собой я собираюсь разобраться позже.

Она надела рюкзак за одну лямку, и я легко сдергиваю его с ее плеча. Качаю подбородком, перекидывая его себе на спину:

— Нет, боюсь, не дам.

— Что?!

— Сначала я хочу знать, кто тебя ударил и почему?

Вопрос застает Холт врасплох, и минуту мы просто смотрим друг на друга. Она таращится на меня, приоткрыв от возмущения рот, но когда понимает, что я не шучу, закрывается, словно прячется в панцирь.

— Я не понимаю, о чем ты, Райт, — опускает взгляд. — Отдай рюкзак, мне нужно идти на урок к мистеру Вайману!

Она старается говорить убедительно, однако забрать свою вещь у нее не хватает ни сил, ни решимости. Когда уверенность вновь сменяет растерянность, решается на веский аргумент:

— Послушай, а разве тебе не нужно на тренировку? Ты же капитан?

— Тебя это не касается.

Еще как нужно. Разберусь, и пусть катится куда хочет!

Холт тянет с ответом и вдруг выдает:

— Тогда и тебя, Райт, не касается человек, которого ты ненавидишь!

На этот раз в ее голосе слышен вызов и обида, а вот взгляд упирается в мою грудь. Она поздно поняла, что подошла слишком близко — отступить будет трусостью, а уступить мне — ей не позволяет гордость. В этот момент я могу рассмотреть пространство между ее ресниц, изгиб бровей и линию губ.

Однако во мне нет нежности, когда я беру ее за подбородок и поворачиваю к себе щекой. Когда убираю от лица ее волосы, сразу же отдернув пальцы.

— Если я — твоя проблема, Холт, то что вот это? Я не помню за собой подобного.

Не знаю, что мне подсказывает, но я догадываюсь еще раз вернуть к лицу девчонки ладонь и вытереть большим пальцем кожу. Сейчас я вижу лучше — это определенно след от удара, скорее всего от сильной пощечины, потому что пятна проступают на линии скулы — там, где