Жестокий роман. После - Валерия Ангелос Страница 42

— Мог бы и мне сказать. Хотя я блять этого дерьма никогда не искал. Само сука накрывает.

— Ты начинаешь понимать, Марат.

— Нихуя подобного.

— Рустам развил способности воина до максимума, но “выход берсерка” это другое. Тут мало тренировок. Нужен особый дар.

— Больше смахивает на проклятье.

— Зависит от того, как использовать.

— Когда Рустам обратился к тебе?

— Ты знаешь.

Я оскаливаюсь и хрипло бросаю:

— После гибели нашего отца.

— Он увидел тебя, — говорит брат. — Увидел твоего берсерка в действии. И этого его впечатлило. У Рустама свои представления обо всем. Свои планы. Но не каждую цель можно достичь. Его разумная часть слишком сильна, чтобы отключиться. А “выход берсерка” это не про ум. Тут на арене первобытные инстинкты.

— И как загнать все обратно?

— Смерть — единственное, что тебя остановит. Если хочешь обеспечить безопасность для своей женщины, то ты должен умереть. Стоя возле твоей могилы, она будет спокойна, и может даже начнет по тебе тосковать. Мертвые лучше живых. О них стараются помнить только хорошее.

Да уж, блядь. Даже этот вариант не катит. На моей могиле она будет не горевать, а радоваться. Нечего ей хорошего вспомнить. Между нами только боль и кровь.

Блядский пепел.

— Только я не думаю, что этот вариант тебя устроит, — продолжает брат. — Есть и другой путь. Научиться управлять своим уникальным даром. Сам осознай, насколько мощная сила внутри тебя скрыта. А ведь ты ее даже не пытался развивать. Ты не проводил ни единой тренировки, но сумел превзойти и меня, и Рустама.

— Это нельзя контролировать.

— Нельзя.

— Тогда как, блять, научиться этим управлять?

— Ты уже все умеешь, — заключает он. — Ты же остановился. Ты не причинил своей женщине вреда.

— Я напугал ее до полусмерти.

— Она жива и нетронута.

— Я оставил на ней синяки.

— Эти синяки сойдут.

— Охуеть, — усмехаюсь. — Вчера нам повезло, причем я без понятия, что именно сработало в тот момент. То, как она звала меня по имени. То, как обращалась ко мне на родном языке. Просто ее взгляд, звук ее голоса вдалеке. Или все вместе. Хер разберет. А дальше? Что будет потом? Вдруг я вырублюсь и очнусь только над ее изувеченным телом?

28

А ведь так уже бывало раньше.

Перед глазами возникают всполохи прошлого.

Оружейная комната. Полумрак. Кровь. Хрупкое тело подо мной. Светлая кожа перепачкана красным. Запах меня будоражит. Внутри нарастает дикая жажда. Сознание меркнет. Оживают голые инстинкты. Рык вырывается из горла.

Мне же нравилось все это. Пиздец как нравилось. Клеймить ее. Делать своей без остатка. Мне даже в кайф было вырезать на ней свою метку ножом. Потом, при дневном свете. Тогда я еще не представлял как накроет в итоге.

Заигрался, блять. Не просто потерял берега. Я сука этих берегов вообще не видел. Получил во власть женщину, которую желал каждой клеткой, и ушел в отключку от ощущения абсолютной вседозволенности.

Моя она. Моя, блядь. И если с первого раза не поняла, то объясню снова, пока не дойдет.

Я озверел, когда узнал, как Вика пыталась сбежать. Обманула меня. Предала. Хотя действовала она логично. Просто хотела выжить. Оказаться подальше от всей моей безумной семейки.

Расправа была жестокой. Гораздо жестче, чем я планировал. В тот момент больше не думал, шел на поводу природных инстинктов. Меня сорвало. И я ни черта не сделал, чтобы остановиться.

Мне нравилось все, что я делал. Блядь. Охуеть как нравилось. И плевать я тогда хотел на ее чувства. Примет. Стерпит. Похуй. Я был животным. И считал, что она ничем от меня не отличается. Ей же тоже нравились наши игры. Пусть и не всегда, но большую часть времени она кайфовала. Переплетая желание с насилием, я и сам в этом потоке потерялся. Так сильно хотел приучить ее к себе. Приручить. Приковать такими цепями, которые невозможно разрушить.

Я проебался. Попал в собственную ловушку. Увяз в ней как в омуте, подсел на нее похлеще чем на иглу.

А она… никогда моей не была. Ни единого дня. Ни единой ночи.

И плевать, что я на ней вырезал первую букву своего имени. Это нихуя для не означало. Как только подвернулся шанс, она от метки избавилась.

“Выход берсерка”.

Я относился к этой теме как к очередной легенде. Никогда всерьез в такое не верил. Но это могло много объяснить.

Случались моменты, когда я собой не управлял. Полная потеря контроля. В бою это шло только на пользу. Именно в бою меня и накрывало чаще всего. Я мог истекать кровью, а все равно не отступал и не вырубался, продолжал поединок.

Но такое бывало и с Викой. Дважды.

Первый раз в оружейной комнате. Мне был по вкусу жесткий секс. Когда я кого-то ебал, то не церемонился. Но там — другое. Не просто жестко. Безжалостно. Запредельно. И я не реагировал ни на ее слезы, ни на мольбы. Меня ничего не цепляло.

Зверь почуял кровь — и оторвался. По-настоящему.

Второй раз случился, когда мне пришлось сделать ее рабыней на глазах у своей родни. Отец загнал в тупик. Тогда ослушаться его было немыслимо.

Четкая иерархия. Строгие порядки.

Это сейчас все наши традиции выглядят для меня бредовыми. Это сейчас я бы отправил отца в пекло и не сомневался ни секунды.

Тогда я был слабаком.

Да, блять. Держал в страхе город. Сука, целую страну. И не одну. Но перед своим отцом я все равно был послушным сыном.

Я ему верил. Почитал наш род, наши ебучие традиции.

Все рухнуло уже потом. Сначала одна трещина, потом вторая, третья… А потом рвануло по полной. Все запреты нахуй разнесло.

Прежний я не мог поступить иначе.

Подчинился. Наступил себе на горло.

И опять на арену вырвался зверь. Упивался моментом. Брал свое, будто мира