Даниэла Стил - Все только хорошее Страница 43

— Так и должно быть. Ты — ее единственная дочь. Помимо прочего Руфь вручила Лиз кольцо, подаренное ей Лу тридцать шесть лет назад, в день рождения Берни. Центральный изумруд был окружен крохотными алмазами. Символическое значение этого жеста не могло не трогать.

Родители вновь остановились в «Хантингтоне». В Сан-Франциско они провели три недели. Пока Джейн была в школе, Руфь помогала Лиз управляться с ребенком. После обеда она и Джейн отправлялись на прогулку. Для Лиз эта помощь значила очень много, тем более что она запретила Берни нанимать прислугу. Она поддерживала порядок в доме и готовила еду, она же занималась и ребенком.

— Я не могу доверить это кому-нибудь другому, — неизменно говорила Лиз.

Она была столь непреклонной в этом отношении, что Берни не оставалось ничего иного, как согласиться с нею. И все же он заметил, что к Лиз так и не вернулись прежние ее силы. Мать перед отъездом в Нью-Йорк сказала ему то же самое;

— Я полагаю, кормить ребенка грудью ей не следует. Слишком уж многого это ей стоит. Она совершенно измождена.

Доктор предупреждал Лиз о том, что подобные вещи случаются достаточно часто, и поэтому она не обратила особого внимания на слова Берни.

— Ты говоришь прямо как твоя мама. — Прошло уже четыре недели, но Лиз, как и прежде, большую часть дня проводила в постели. — Очень важно, чтобы ребенок получал естественное кормление. Иначе ни о каком иммунитете не может быть и речи.

Это была основная идея сторонников естественного вскармливания, но для Берни она звучала малоубедительно. Замечание матери по-настоящему встревожило его — усталость Лиз стала казаться ему ненормальной.

— Не будь такой занудой.

— А ты занимайся своим делом.

Лиз засмеялась. Она и слышать не хотела об искусственном кормлении. Что ее действительно огорчало — постоянные боли в бедрах, которые так и не проходили.

В мае, после того как родители уехали, Берни отправился в свою обычную поездку в Нью-Йорк и Европу. Лиз чувствовала себя слишком усталой, чтобы ехать вместе с ним, и, кроме того, категорически отказывалась расставаться с ребенком даже на пару недель. Когда он вернулся, она чувствовала себя точно так же; состояние ее не улучшилось и на Стинсон-Бич. Он понимал, что с Лиз что-то не так, однако она отказывалась говорить на эту тему и с ним, и с доктором.

— Сходила бы ты к доктору, Лиз.

Он уже настаивал на этом. Александру было четыре месяца — он рос сильным, здоровым мальчиком. Зеленые глаза достались ему от отца, золотистые кудри — от матери. Лиз же даже после двух месяцев, проведенных на море, оставалась такой же бледной и вялой. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Берни, был ее отказ пойти вместе с ним на открытие оперного сезона. Она сказала, что заниматься подобной чепухой ей теперь некогда. Она готовилась к началу учебного года, предварительно договорившись с Трейси, что та на какое-то время возьмет часть ее часов.

— Что все это значит? Ты не хочешь выбирать платье, не желаешь в будущем месяце поехать со мной в Европу. — Лиз не раздумывая отклонила это его предложение, хотя Берни знал, как ей нравится Париж. — Ты не можешь даже работать в полную силу! Скажи — что с тобой происходит?

Он разволновался настолько, что этой же ночью позвонил отцу.

— Как ты думаешь, папа, что с ней такое?

— Я не знаю… Она обращалась к своему доктору?

— Она не хочет к нему идти. Говорит, что кормящая мать должна чувствовать себя именно так. Но ведь ему уже пять месяцев, а она все никак не желает отнимать его от груди.

— Возможно, она права. Это может быть и обычная анемия.

Столь простое решение проблемы мгновенно успокоило Берни, однако он по-прежнему настаивал на том, чтобы Лиз посетила врача. Не мог он исключить и того, что Лиз вновь беременна.

Гинеколог, к которому Лиз сходила на следующей неделе, нашел ее совершенно здоровой. Он послал ее к терапевту, чтобы она прошла простейшее медицинское обследование: ЭКГ, рентген, анализ крови и тому подобное. Лиз записалась на прием к терапевту, и Берни, узнав об этом, обрадовался. Через несколько недель он должен был лететь в Европу и хотел узнать о результатах обследования еще здесь, в Сан-Франциско, чтобы при необходимости переправить Лиз в Нью-Йорк и перепоручить ее отцу, который быстро бы разыскал нужных специалистов.

Терапевт, осматривавший Лиз, не нашел у нее ничего сколь-нибудь серьезного. Он сделал несколько простейших тестов. Давление было нормальным, кардиограмма хорошей, а кровь — вполне отвечающей норме. Однако, когда он стал прослушивать Лиз, ему показалось, что у нее может быть слабо выраженная форма плеврита.

— Если это так, то ваша усталость становится вполне объяснимой.

Доктор заулыбался. Это был высокий человек нордического типа с огромными руками и зычным голосом. С ним Лиз чувствовала себя спокойно. Он послал ее на рентген, и в пять тридцать она уже была дома. Войдя в детскую, она поцеловала Берни, читавшего Джейн книгу. Сегодня она оставила детей с сиделкой, что было ей несвойственно.

— Итак… Со мной все в порядке. Как я и говорила.

— Тогда почему ты так устаешь?

— Плеврит. Он послал меня на рентген, чтобы убедиться, что не ошибся. Во всем остальном я в полном порядке.

— А еще не хочешь ехать со мной в Европу… — Ее слова , не показались Берни сколь-нибудь убедительными. — Кстати, как зовут доктора?

— Зачем тебе это?

Она удивленно посмотрела на Берни. Что ему от нее еще нужно?

— Я хочу, чтобы с ним переговорил мой отец.

— Господи…

Из соседней комнаты послышался плач ребенка, требовавшего поесть. Лиз поспешила к Александру, Берни же тем временем стал выписывать чек сиделке.

Светловолосый, зеленоглазый малыш стал радостно попискивать, завидев мать. Насытившись, он вновь заснул. Лиз на цыпочках вышла из комнаты и увидела у двери ожидавшего ее Берни. Она улыбнулась и потрепала его по щеке.

— Не надо так волноваться, милый, — еле слышно прошептала она. — Все хорошо.

Он привлек ее к себе и крепко обнял.

— Мне очень хочется, чтоб так оно и было. Он посмотрел в лицо Лиз. У нее под глазами появились круги, которых никогда не было прежде, сама она стала куда тоньше. Он был бы только рад поверить, что с ней все нормально, но где-то в глубине души отчетливо понимал, что это не так, что она больна неведомой страшной болезнью. Когда Берни выпустил Лиз из объятий, она отправилась готовить ужин; он же решил немного поиграть с Джейн. Ночью он долго смотрел на спящую Лиз, пытаясь понять, в чем все-таки дело… Когда в четыре утра проснулся Александр, Берни не стал будить ее, подогрел заранее приготовленную им бутылочку с молочной смесью и покормил младенца сам.