Мария фон Трапп - Звуки музыки Страница 43

Ее глаза спокойно скользнули по моей выставке и, совершенно равнодушная, она сухо спросила:

— А кто собирается каждый день все это стирать и гладить?

Так далеко я еще не заглядывала. Когда миссис Дринкер обратила на это внимание, она немедленно приняла командование на себя. С глазами и мыслями генерала, она созерцала мое почти отчаянное положение: приближается битва, а боеприпасов, чтобы сражаться, нет.

— Уберите весь этот глупый хлам и пойдемте со мной. Мы отправимся купить кое-какие нужные вещи, — я усиленно пыталась проглотить свои обиженные чувства, пока она столь же усердно старалась втолковать мне суть дела. Пока мы ездили по Джемэнтауну, она говорила:

— Ребенку не нужно все это. Трех распашонок, пары дюжин пеленок и пары резиновых ползунков вполне достаточно. Вам теперь нужно стать практичной — практичной, как вы не понимаете? Вы бедны, не забывайте. — Слова звучали тяжело, но ее глаза указывали на доброе сердце. Как мне везло, что у меня был такой твердый друг, который мог представить мне все, как оно было в те сложные дни. Конечно, я ожидала, что мы направимся в детский магазин, как я сделала бы это в Европе. Однако, нет! Это был один из тех больших ведомственных универмагов, в которых я всегда чувствовала себя совершенно потерянной.

Миссис Дринкер направилась прямо к детскому прилавку. Там мы купили несколько умеренно выглядевших трикотажных вещей, в которых я сперва даже не смогла узнать распашонки. Миссис Дринкер не обращала внимания на мое сдержанное, почти враждебное молчание по отношению к американской детской одежде. Она сделала все необходимые покупки, и очень скоро мы уже снова сидели в машине и ехали домой. Она выглядела очень довольной. Шла «Белая неделя», и цены на все были снижены.

— Вы довольны? — спросила она. — На всем вы сэкономили больше трех долларов!

— Да, миссис Дринкер, — ответила я кротко, но неубедительно.

Времени было не так уж много, чтобы теперь терять его, и я отправилась найти ту, кто, как я узнала при помощи моего словарика, называлась «midwife» [16], наподобие необходимой фрау Вогл. Я узнала, что во всей округе можно было найти лишь трех «midwifes», все три негритянки. В то время я еще слегка побаивалась цветных людей, которых мы никогда не видели в нашей стране, и они все еще казались нам немного легендарными.

Снова и снова миссис Дринкер говорила мне, что нужно иметь доктора, и что, чтобы родить ребенка, нужно отправляться в больницу. В конце концов, я согласилась сделать одну уступку — доктор. Но ложиться в больницу — это было смешно. Почему? Для чего? Я не была больна. В Европе вы отправлялись в больницу, только если были опасно больны, и многие там умирали, но дети рождались дома. Могли ли они в больнице позволить моему мужу сидеть рядом со мной? Могла ли моя семья быть в соседней комнате, поя и молясь?

Я пыталась объяснить, что ребенок должен родиться дома, принятый любящими руками, а не в больнице, окруженный выглядящими как привидения докторами и медсестрами в масках, в атмосфере стерильности и антисептиков. Вот почему я могла попросить доктора прийти к нам домой.

Но сначала нужно было найти доктора. Я пыталась многократно, но всякий раз, когда я упоминала слова «дома», они не хотели связываться.

Когда я была очень измучена и обескуражена, я нашла врача в нашем районе, молодого и немного взволнованного всей этой идеей, но который сказал, что мог бы прийти.

Я успокоила его.

— Вы не беспокойтесь. В этом нет ничего дурного. Я все об этом знаю. Это самая естественная вещь в мире. Вы просто будете сидеть в соседней комнате, и я позову вас, когда вы понадобитесь.

Его глаза расширились, он открыл рот чтобы что-то сказать, но в полном изумлении закрыл его снова.

Вот как все случилось. Когда я поняла, что пришло время, был вечер. Все было по-старому. Семья собралась в общей комнате, вслух читая молитвы. Потом они пели гимны. Затем снова молились. Двери были открыты, мне было их слышно. Георг был рядом со мной, его добрые, крепкие руки изредка похлопывали меня, когда он повторял:

— Скоро она будет здесь, наша Барбара, — и тогда мы оба улыбались. Доктор еще не приехал.

Потом, когда это уже должно было случиться:

— Быстро позвоните ему и скажите, чтобы поторопился!

Когда он прибыл, он выглядел взволнованным. Вместе с ним была медсестра — приятная молодая девушка. Они мыли руки, когда, совершенно неожиданно, мне пришлось очень сильно сжать руки Георга и показалось, что время остановилось. Потом я услышала смешной слабый писк. Доктор обернулся ко мне и что-то сказал — я не смогла разобрать что — затем понес что-то в своей правой руке через комнату. Все закончилось. В этот момент весь хор внизу запел: «Благодарим тебя, Господь наш!»

Доктор, в центре комнаты, обернулся вокруг.

— Что это? — он разинул рот от удивления.

И я увидела, что он держал: мою дорогую крошку — вниз головой!

У меня почти остановилось сердце. Я была уверена, что он должен был уронить ее.

— Осторожно — не уроните ее! — воскликнула я.

— Ее? Но… это же мальчик! — укоризненно сказал он.

Что? Должно быть, я неправильно поняла. Георг склонился надо мной.

— Барбара — мальчик, — улыбнулся он.

Сердце мое запело: «Благодарим тебя, Господь наш!»

Глава V

ЧТО ДАЛЬШЕ?

Новорожденный мальчуган при рождении весил десять фунтов две унции.

Когда ему было три дня отроду, мы снесли его в баптистскую церковь, где отец Вазнер в таинстве крещения принял его в христианскую паству. Ему дали имя Иоганнес-Георг. Это был первый большой праздник нашей семьи в Америке.

Начиная со своего десятого дня, он ужасно плакал, почти день и ночь, пока я в отчаянии не вызвала доктора. Он обнаружил, что с драгоценным малышом не было ничего плохого; просто он был голоден. Я чувствовала себя виноватой и пристыженной. Но как я ужаснулась, узнав, что должна давать ему апельсиновый сок — сырой апельсиновый сок и выжатые бананы — сырые бананы! С моим европейским воспитанием это означало почти смерть. Но Иоганнес был американским мальчиком и очень скоро расцвел на морковках, шпинате и соках, и больше плача не было слышно.

Следующие недели были замечательной переменой. Месяцами мы жили каждый день в новом отеле. Теперь мы вновь все были вместе. Младших девочек мы забрали из интерната в Нью-Йорке, и теперь все домашние были в сборе. Старшие девочки поочередно трудились на кухне и по дому, Мартина помогала мне с малышом. Симпатичная молодая медсестра Энни показала нам, как управляться с вещами в Америке. Например, пеленки. В Европе они квадратные. Вы складываете их треугольником и завязываете вокруг ребенка. В Америке пеленки продолговатые, и вы прикалываете их булавками. К этому и сырому апельсиновому соку я привыкала очень долго.