Наталья Нестерова - Испекли мы каравай (сборник) Страница 43

Она стала давать своим домикам имена. «Хокку» — дом в восточном стиле. «Дон Кихот» — с башенками, вытянутой крышей, окнами-бойницами в подвальном этаже. «Авангард» — из стекла, алюминия, с ломаными фасадами. «Матрешка» — разноуровневый сруб с хозяйственными постройками под одной крышей вроде северной избы. «Лилия» — снежно-белый, оштукатуренный, похожий на экзотический цветок. «Олень» — вариант альпийского охотничьего домика. «Ваучер», «Маклер», «Филантроп» — коттеджи из красного кирпича.

Прошел год, а Татьяне не надоедали веселые картинки. Она давала себе слово — закончу альбом и займусь делом, устроюсь на работу. Но рука тянулась к следующему, последнему-предпоследнему домику.

Появилось много новых строительных и отделочных материалов. Обои с шелкографией, пластиковая вагонка или металлическая черепица — они будили фантазию и не отпускали ее из мира грез и проектов. Слово «проект» Татьяна не произносила даже мысленно. Она назвала свои творения домиками. И никому их не показывала.

Детям оставалось два года до окончания института — почти профессионалы, у отца на фирме уже подрабатывают. Татьяна боялась увидеть на их лицах хоть и справедливое, но снисходительное — чем бы ты, мамочка, ни тешилась, главное, чтобы не плакала. Подруги никогда не разделяли ее увлечений, называли их «рукоблудием» — и не жалко тебе время тратить на нудные и бесполезные занятия?

Был день рождения детей. Отмечали в три этапа — визит Андрея с подарками, застолье родственников и вечеринка молодежи.

Отец подарил детям мобильные телефоны. Маришка и Павлик радовались им как игрушкам. Носились по квартире и перезванивались. Таня тоже была довольна: теперь она могла в любой момент выяснить местонахождение детей и не гипнотизировать в три часа ночи телефонный аппарат, ожидая звонка.

Андрей попросил у Татьяны какие-то документы из семейного архива, прошел следом в ее комнату и, пока Таня рылась в бумагах, стал перелистывать альбомы с домиками, лежавшие на столе.

— Молодец! — похвалил он. — Очень хорошо!

— Правда? Тебе нравится? — удивилась Таня.

— Нравится-красавица, — задумчиво проговорил Андрей, — нравится-удавится, удавится-поправится.

У него была привычка рифмовать последнее слово фразы, услышанной в момент обдумывания неожиданной идеи.

— Таня, я возьму пару альбомов? — попросил Андрей.

— Конечно, бери. Но зачем тебе?

Он ответил неопределенным жестом — мол, рано еще говорить, поживем — увидим.

Андрей организовал дочернее предприятие своей фирмы. Называлось оно «Стройэлит», руководили им Павлик и Марина. Строили в пригородах элитные дома. По Татьяниным проектам. Первых клиентов нашли Андрей и его новая жена.

Маришка отвечала за архитектурную привязку проектов, инженерные расчеты, бухгалтерию. Павлик контролировал ход строительства, закупку материалов, поддерживал связи с местной администрацией. В подчинении у детей оказались люди (инженеры, архитекторы, строители) не только старше их по возрасту, но и более опытные профессионально. В короткие сроки от Маришки и Павлика требовалось многому научиться, завоевать авторитет и избавиться от клейма «папиных деток». Им не хватало суток, у них не было выходных, отпусков, они жили в постоянном напряжении и в сумасшедшем ритме.

Когда ей первый раз принесли гонорар за проект, Таня едва не расплакалась от восторга. Она трудилась всю жизнь и не заработала ни копейки. Она не голодала, не бедствовала — и всегда была на чьем-то иждивении. Ее не попрекали куском хлеба или дорогой шубой, ее даже баловали — так балуют инвалида, не способного стать добытчиком. И она воспринимала себя получеловеком, удел которого — милостыня.

И вдруг — куча заработанных деньжищ! Ей хотелось расцеловать каждую купюру. Это были не зеленые долларовые бумажки, а символ ее человеческой значимости, уверенности в себе, свободы.

Клиентам дарили Танины альбомы. Тщательно выполненные в красках рисунки неожиданно стали предметом спесивой гордости — альбомами хвастались перед гостями, уже покоренными самим Таниным домом. Она стала модным архитектором-дизайнером. О ней пошли слухи, посыпались приглашения на выставки, конкурсы и приемы. Прежде подобные мероприятия она посещала в качестве тени — жены Андрея. И оказалась неподготовленной к тому, чтобы очутиться в центре внимания. Отмалчивалась в беседах с профессионалами — не знала многих фамилий, терминов, шуток, жаргонных словечек.

Как огня боялась декораторов, которые по ее эскизам выстраивали внутренний интерьер помещений. Нарисует комнатку, а они потом пристают с вопросами: какой материал для покрытия вы имели в виду? А здесь решаем в стиле бидермайер? Господи! Да не знает она, что за материал нужен! И название стилей для нее — темный лес. Невольно получалось, что корчила многозначительную мину хамоватой зазнайки: недосуг, мол, вести разговоры о мелочах. Ведь не скажешь: покрытие — это как моя детская шуба, желтая в черных пятнышках, под леопарда; мебель я подсмотрела в бразильском телесериале и захотелось, чтобы арки окон повторяли изгибы спинок диванов.

Татьяна не хотела участвовать в борьбе честолюбий, в интригах и корпоративных склоках. Мужское внимание тешило самолюбие — значит, неплохо еще выгляжу. Но реагировала на заигрывания с арктическим равнодушием — помнила свою физиономию в зеркале и клятву, данную на веки вечные.

Маришка вначале тараном двигала маму на профессиональное поле, но, столкнувшись с решительным нежеланием Татьяны играть роль свадебного генерала, переменила тактику. Дочь была умной девочкой. Она любила маму и неплохо разбиралась в человеческой психологии. Маринка не разубеждала людей, принимавших Танину замкнутость и молчаливость за холодный снобизм, нежелание участвовать в светской жизни — за причуды загадочной женщины. Более того, Маринка подливала масла в огонь: когда ее спрашивали о маме, она делала многозначительную физиономию и бросала: «Гений не терпит суеты». И брата науськивала: «Наша мама — чудо, уникум. Верно? Какого лешего ты вчера ляпнул, что она простая и добрая? Это она для нас простая и добрая. А для всех должна быть серым кардиналом, чертом в коробочке, гениальной затворницей, постоянно работающей над новыми проектами. Не смей больше позорить нашу мамочку!»

На третий год существования «Стройэлита» Татьяна решила отселиться от детей. Она принимала как данность, но не разделяла азарта, лихорадочного возбуждения, с которым работали дети. Замечательно, что они унаследовали не ее инфантилизм, а упорство и честолюбие отца. Радостно, что, несмотря на ошибки, падения, кризисы, дело их набирало силу.